Азмун

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

АЗМУН по прозвищу Серебряное Копье — молодой охотник.

МОНОКТО — его отец.

АНГА — старуха, искательница женьше­ня.

ЧОЛЬЧИНАЙ — ее приемная дочь.

БАТА — шаман.

ЧУНГУ по прозвищу Заячье Сердце — его сын.

ТАЙРНАДЗ — Хозяин гор, рек и лесов.

МЕДВЕДЬ, курящий трубку.

РОСОМАХА.

ЛЮДИ ИЗ РОДА ЛЕБЕДЯ.

ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ

Стойбище на берегу Амура. Островерхие берестяные чумы, ам­бары на сваях, рыба на вешалах. Костер. У костра с бубном приплясывает шаман Бата. Люди из рода Лебедя толпятся возле родильного шалаша.

Бата. Боги земли и неба, боги леса и боги реки, к вам обраща­юсь я — великий шаман Бата. Женщине из рода Лебедя помо­гите. Прибавление роду дайте. Злых чертей отведите от ее. ша­лаша. Бубен на костре разогрею, сожгу в огне волос тигра, чтоб ребенок был храбрым, прославил род свой, опорой стал для ма­тери и отца.

М о н о к т о. Старайся, шаман, ничего не пожалею, все отдам!

Бата. Боги говорят, еще соболей надо, просят, чтобы ты сеть свою отдал. Требуют, чтоб ты выдолбил мне лодку из тополя такую, какой ни у кого на реке нет.

М о н о к т о. Сделаю! Помоги!

И вновь закружился шаман вокруг костра. Пояс с медными бляшками на нем словно гром гремит, рогатая шапка ходуном ходит. От тайных трав, брошенных в костер, дым к небу - круга­ми идет.

Бата. Анда! Сердце медведя — на! Гочи гольдони — на! Я — шаман Бата — прошу тебя: женщине из рода Лебедя помоги!

Крик ребенка. Старая Анга с новорожденным на руках выходит из шалаша.

Анга. Ночь и день друг за другом ходят, а радость и горе — рядом. Жена твоя, Монокто, сына-охотника тебе родила, а сама к верхним людям ушла. Проси шамана, чтоб помог он бедняжке, дорогу в страну мертвых Буни показал.

Монокто. Шаман, помоги!

Бата. Эх, люди! Что бы вы делали без меня?! Я — глаза ваши, я — сердце ваше. Я один знаю дорогу в страну мертвых Буни. Новый амбар мне поставишь, осеннюю рыбу и зимних – соболей мне отдашь.

Монокто. Сделаю, как велишь.

Разогрел шаман бубен, вновь закружился вокруг костра.

Б а т а. Священная птица Кеку, кровь лося пей, сердце имахи ешь. Возьми запас юколы па три дня. Неси душу умершей в страну мертвых Буни!

Голоса из толпы. Сильный шаман, умный... Девять бляшек

на его поясе, — значит, он девятый в роду... Сына охотнику Монокто подарил... Хороший шаман! А н г а. А я бы и девочке рада была. Всех близких у меня черная смерть взяла. Одна я осталась, как камень на забытой тропе...

Охотник Монокто подвязывает берестяную люльку у чума.

Монокт о. Вместо игрушек лук и стрелу над колыбелью подве­шу. Пусть с пеленок сын храбрым и ловким растет, Азмун его назову.

Б а т а. Мне поклонись. Уж я не оставлю мальчишку в беде.

А н г а. Реке дары дай. Пусть она признает мальчика за своего.

Монокто подходит к берегу, в пояс кланяется реке.

Монокто. Спасибо тебе, река! Спасибо, Дай Мангбу! Вот тебе

горсть сушеной малины, вот сохатиное мясо — ешь!

Голоса из толпы. Спасибо, спасибо!

Со стороны реки доносится плач ребенка. Все напряженно всматриваются в туман.

Голоса из толпы. Коряга... Нет, из бересты лодка... Наверно,

лесные люди в гости плывут.

Монокто. Лодку вижу, над ней копье вижу, а человека — нет.

Б а т а. В лодке ребенок лежит, он и кричит.

А и г а. Красный лоскут на копье — защита от злого глаза. Один

ребенок, родичей злые люди убили или черная смерть взяла. Монокто. Что делать будем?

Голоса из толпы. Помочь надо... Как не помочь?..

Кинул Монокто веревку с костяным крючком и вытянул лодку из воды.

Голоса из толпы. Девочка... Маленькая, как рукавица... Сирота...

Б а т а. Бросьте ее, люди. Лодку от берега оттолкните, вдруг дев­чонка беду принесет?

А н г а. Себе я ее возьму. Пусть в моем чуме детский голос звенит.

Б а т а. А если с ней вместе черная смерть пришла?

А н г а. Тогда я первой умру.

Б а т а. Ладно, бери. Да не забудь мне в тайге корень женьшеня сыскать за мою доброту.

А н г а (подвешивая у чума люльку). Дам я ей вместо игрушек вышивки да цветы. Птичьи перья дам, речные камни. Пусть к красоте привыкает, растет рукодельницей. Чольчинай ее назову. (Поет.)

Осень вокруг, а па сердце весна.

Хани-рани-на... Ханн-рани-на!

Дочка моя, как березка стройна.

Хани-рани-на... Хани-рани-на!

Монокт о.

Жил я охотой во все времена.

Ханн-рани-на... Хани-рани-на!

Сыну такая же участь дана.

Хани-рани-на... Хани-рани-на!

Шаман Бата выносит из своего чума колыбель, подхватывает песню.

Бата.

Ловкость и хитрость шаману нужна.

Хани-рани-на... Хани-рани-на!

Власть над людьми ему небом дана.

Хани-рани-на... Хани-рани-на!

Сын мой, Чунгу, с колыбели присматривай за людьми. Их дело охотиться, твое — добычу считать. Все бояться тебя должны. Ведь ты десятый в нашем роду шаман!

Музыка. Берестяные колыбели исчезают. Рыбаки и охотники чинят сети, выделывают звериные шкуры, готовят еду на кост-> рах. Слышны голоса: «Эй, Чольчинай, пойдем за черемухой, пока медведь Мафа все ветки не обломал!»

Чольчинай (за сценой). Иду!

А змун (за сценой). Чунгу, пойдем с нами!

Чунгу (за сценой). Сами идите. Нечего мне по кустам локти рвать, у меня работники есть!

М о н о к т о. Летит время. Может, собаки его за пятки кусают или ветер в спину толкает, передохнуть не дает? С тех пор как мой сын Азмун на свет появился, двадцать раз осенняя рыба—кета сюда приходила.

А н г а. Счастливым был тот год для меня. Река мне дочь подари­ла, а тайга — столетний корень женьшеня. Дочери на прида­ное его берегу.

Б а т а. А я с той поры втрое богаче стал. В трех амбарах мои бо­гатства лежат: в первом — мука, во втором — меха, в треть­ем — мясо, рыба и нерпичий жир. Халатов у меня — сотня, со­болиных шкурок — без счета. Многим я в страну мертвых Бу-ни показал дорогу, а сам туда идти не спешу. Долго жить бу­ду — столько, сколько сам захочу.

Появляются Азмун и Чольчинай. Чуть позже из чума выходит сын шамана Чунгу. Азмун ловок, строен. Чольчинай на цветок похожа. А Чунгу — неповоротлив, кривоват, толст. Дышит так, словно горячий чай из чумашки пьет.

Азмун. Эй, Чунгу, Заячье Сердце, пойдем рыбу острогой бить? Чунгу. Была охота... Что мне — есть нечего, что ли? Еще в воду грохнусь, штаны намочу.

Азмун и Чольчинай убегают. Чунгу присаживается у котла с кашей, ест.

М о н о к т о. Мой в. эту зиму хороших соболей взял.

А ига. А моя — красивый халат вышила.

Вата. Мой — тоже парень не промах. За один присест котел каши съедает да котел еохатпного мяса, выпивает три котла чаю, а потом еще весь день рыбьи головы у собак крадет.

М о н о к т о. Счастливая ты, Акга. Весть о красоте твоей дочери по всему Амуру летит. Большой выкуп с жениха можно взять.

А н г а. Да и тебя, Монокто, боги не обошли. Сильнее Азмуна есть ли кто? Быстрее его есть ли кто? Будет он лучшим охотником в нашем роду. Не зря же люди прозвали его Серебряное Копье.

Б а т а. Чем больше стадо, тем богаче пастух. Пусть охотятся, пусть рыбу бьют, пусть вышивают. Мы с моим сыном Чунгу все к ру­кам приберем. Они еще только о свадьбах мечтают, а у моего Чунгу уже есть четыре жены.

Чунгу (за сценой). Эй, жены, почешите мне пятки, малины в лесу наберите, мух отгоняйте — пока я сплю!

Затемнение

Осеннее утро. У входа в чум Анги сияют начищенные до блеска, перевернутые вверх дном котлы. Парни в праздничных одеждах бьются на палках, состязаются в стрельбе из лука. Со всех сто­рон съехались к дому красавицы женихи.

Б а т а. Однако, большой выкуп старая Анга за дочку возьмет. Бо­гатой станет. Нельзя такую птичку из сетей выпускать... Эй, Чунгу, может, тебе Чольчинай в жены взять?

Чунгу (зевая). Зачем? У меня вон сколько их! Одна, да одна, да еще одна. И все есть хотят. Их, как собольи шкурки, в амбар не сложишь.

Б а т а. Эх ты, бурундук несмышленый! Старуха за дочерью в при­даное волшебный корень женьшень дает. Кто им владеет, тот еще сто лет проживет. Вот и я проживу.

Чунгу. Еще сто лет! А когда же я богатством стану владеть?

Б а т а. Пока я есть, и богатства есть. А умру, мигом обманут тебя охотники да купцы.

Чунгу. Да, это верно. Красавец я — каких мало, а вот ума не­добрал. Деньги считать умею, ложкой в рот попадаю, а приза­думаюсь, сразу в сон меня клонит, как осеннего барсука. Почему, например, днем звезд не видать? Почему рыбы плавают, а

птицы летают? Хрррр... (Засыпает.) Б а т а. Проснись, скрипучая елка! Иди, брось у порога Чольчинай

наш котел. Чунгу {просыпаясь). Коли велите, иду.

Берет котел, ставит его у чума, около других. Появляются Мо-нокто и Азмун.

Мои о к т о. Почему не весел, сынок?

А з м у и. Сердит я на ветер, зол на чаек — зачем они весть о кра­соте Чольчинай по всей реке разнесли?

М о п о к т о. Молва — не мышь, ее шапкой трудно накрыть. По­пытай счастья, поставь и наш котел к ногам Чольчинай. Многих богатств я не нажил, но все, что имею, готов старухе отдать.

А з м у н. Спасибо, отец!

Несет к чуму Чольчинай старый котел. Появляется искательница женьшеня старуха Анга. Она курит трубку, пересчитывает кот­лы.

М о н о к т о. Видишь, Анга, дочь твоя взрослой стала, пора ей вы­бор сделать, заплести две косы.

А н г а. Много женихов, ой много.

Мои о кто. Нивхи с островов прикатили. Негидальцы с Амгуни, орочоны в овчинной одежде с далеких пастбищ пришли. Всех не сочтешь. С утра из лука стреляли, на палках сражались, теперь на протоке рыбу острогой быот.

Б а т а. Отдавай дочь в жены моему сыну, старуха. Богатый выкуп за нее дам. Сто мер пшена получишь, сто котлов сохатиного жира, сто черемуховых лепешек. Осетриных брюшков, соленой черемши, квашеной брусники сколько захочешь возьмешь.

А н г а. Зачем мне еды столько? Рот у меня один, и в нем зуб один. А век мой короток, как заячий хвост.

Б а т а. Умрешь скоро. Дорогу в страну мертвых Буни найдешь ли?

А и г а. Не найду — обратно вернусь. У меня и на этом свете най­дутся дела. Эх, многих я знала: с шаманом умерли, без ли, ни­кто еще назад не пришел!

Б а т а. У, змея!

Из чума, нарядная, в расшитом халате, выпорхнула Чольчинай. Увидала котлы у порога, зарделась вся.

А н г а. Время пришло, Чольчинай. По обычаю предков должна ты

жениха выбрать, заплести две косы.

Чольчинай. Разве я в родном доме лишним ртом стала? Разве не была вам подмогой? Разве очаг не хранила, пока вы вол­шебный корень в тайге искали?

А н г а. Нет, дочка, всем ты хороша. Но девушка, когда выросла,.

должна сделать выбор — таков закон!

М о и о к т о. Пора тебе переступить с котла матери на котел же­ниха. Вот юноша-нивх с далекого острова Тро-Мифа просит те­бя сесть в его нарты.

Ч о л ь ч и и а и. Не хочется мне в чужие края уезжать...

М о н о к т о. Юноша-орочон рад будет тебя в лесные края увезти.

Ч о л ь ч и н а й. Река меня в колыбели качала, у реки жить хочу.

А з м у п. Мой котел ты знаешь. Помнишь, весной у ручья я его песком чистил, а ты рядом па камне сидела, пела про чайку, что кружит над волной.

Чольчина й.

Чайка вьется над волной.

Хани-рани-на!

Сердце, сердце, что с тобой?

Хани-рани-на!

А з м у п.

Без иглы халат не сшить.

Хани-рани-на!

Без любви нельзя прожить.

Хани-рани-на!

Б а т а. Не слушай его, Чольчинай. И он и отец его по гроб у меня в долгу. Сеть у них одна, лодка одна, амбара — и того нет. Хочешь жить в добре да довольстве, за моего Чунгу выходи.

Чольчина й. Невелика радость быть в доме пятой женой.

Чунгу. Первой будешь. Я все равно дальше одного считать не умею. Иди, не ломайся. Чем я тебе не хорош?

Чольчинай. Всем. Глаза у тебя в разные стороны смотрят, ноги колесом, брюхо, как у сома.

Б а т а. Эй ты, много понимаешь! Да разве моему сыну прямые но­ги нужны? Ему в тайгу не ходить, зверя не бить. Хозяйские но­ги у него, калачиком. На них сидеть удобно, котел с кашей ко­ленями обнимать. И глаза у него в самый раз. Один на дом смотрит, другой на амбары — добро сторожит.

Ч у и г у. Быстрей соглашайся, не то отец на тебя чертей наведет!

Чольчинай. Зачем же мне под луной греться, если солнце есть?

Вата. Того, кто перейдет дорогу моему сыну, я со света сживу!

Берет бубен, расставляет перед костром деревянных божков, принимается за колдовство.

Голоса из толпы. Не серди шамана, девчонка!.. Беду накли­чешь... Он всех чертей в лицо знает... Порчу на тебя наведет!..

Чольчинай. Как быть, мама?

А н г а. Поступай, как сердце велит. Скоро придет к нам большая, рыба. После этого люди из рода Лебедя гостей на свадьбы зо­вут. Ты должна сделать выбор к этому дню.

Чольчинай. Хорошо, люди, вот вам мои слова. Придет большая рыба, и я назову имя моего жениха. Так верно будет? Так по обычаю будет?

Голоса из толпы. Это по обычаю... Да, по обычаю...

И вновь состязаются в силе и ловкости женихи. Стреляют из лука, бьются на палках, борются на поясах.

Ч у н г у. Думаю, отец, я ей приглянулся. Глаз с меня не сводила, лицом вот так делала, будто клюкву без сахара ест. Все понял, одного в толк не возьму: зачем мне еще одна жена?

Б а т а. Не Чольчинай нам нужна, а женьшень-корень — тот, что старуха в приданое ей дает.

Ч у н г у. А украсть этот корень нельзя, что ли?

Б а т а. Украл бы, да разве отыщешь? Тайга — как море, а корень в ней — как потерянное чайкой перо.

Женихи и люди из племени Лебедя готовят к рыбалке лодки, сети, танцуют и поют.

Эй, кормилица-река,

Потрудись на рыбака!

Хей, хе-ни-на!

Оморочка подо мной,

Словно чайка над волной.

Хей, хе-ни-на!

Будто молния, легка,

Режет воду острога.

Хей, хе-ни-на!

Рыба кормит наш народ

И одежду нам дает,

Хей, хе-ни-на!

Пусть немного в песне слов,

Лишь бы в лодке был улов.

Хей, хе-ни-на!

Затемнение

Стойбище. На берегу, возле лодок, дымят трубками рыбаки. Ждали люди большую рыбу, а она не пришла. Что теперь делать? Как жить?

М о н о к т о. Восемь речек прошел, сто раз сеть забрасывал. У чер­ных камней бросал и у желтых бросал. Одного тощего карася поймал. Что делать, шаман?

Б а т а. Злы на нас боги. Чтоб их задобрить, нужны большие дары.

А н г а. Старики говорят, такое сто лет назад было. Большая ры­ба — та, что каждый год приходила, — осенью не пришла. Мно­гие тогда умерли. Только самые сильные дожили до весны.

М о н о к т о. Нет рыбы — уйдут от реки мыши, следом — соболь, за ним — лисицы и волки. Все уйдут, лишь люди останутся да голод, страшный, как черная смерть.

А н г а. Все лодки вернулись?

Чольчинай. Нет Азмуна — Серебряное Копье.

А н г а. Его дождемся. Он всегда больше других рыбы брал.

Азмун — Серебряное Копье причаливает к берегу оморочку, печальный идет к толпе.

А з м у н. Беда. Большая рыба совсем не пришла.

Б а т а. Шаманить буду. Всех богов накормлю печенкой дикой сви­ньи. Чертей призову на подмогу. Тащите, люди, соболей и ли­сиц, медведей и колонков, несите все, что на черный день сбе­регли! Злы на нас боги, примут лишь большой дар!

Голоса из толпы. Спасай нас!.. Старайся, шаман!..

Большой костер запалил шаман, на грудь медное зеркало наце­пил, на голову привязал череп тигра. Посох, увитый тальнико­выми стружками, взял, пояс с медными бляшками не забыл. Сыну его тоже нашлась работа: пока отец шаманил, прятал сын чужие дары в сохатиную сумку и в свой чум относил.

Б а т а (кончив танец). Все, с злыми духами поладил. Теперь будешь у реки прощенья просить.

Подошли люди к берегу, стали реку кусочками юколы угощать, в пояс ей поклонились.

М о н о к т о. Не сердись, река, если в чем виноваты. Люди просят— прости!

А и г а. Юколу тебе собачью бросаем — последнее, что имеем, бро­саем, больше у нас ничего нет.

Чольчинай. Помоги нам. Большую рыбу пошли. Много рыбы пошли! Разной рыбы пошли!

А з м у н. У людей животы к спине от голода прилипают. Как им зиму прожить?

Чу игу. Отдай рыбу, река! А не то мы тебя палками станем по? спине колотить!

Б а т а. Бросайте сети, боги обещали помочь!

Первый рыбак бросил сеть в воду — вынул пустую. Второй бро­сил — лишь головой покачал. Лучший из рыбаков, Азмун — Серебряное Копье, сеть бросил — камень добыл со дна реки.

Голоса из толпы. Нет!.. Ничего нет!..

Б а т а. Прав мой сын Чунгу: нужно реку поколотить. (Бьет по воде палкой.) Вот тебе, вот тебе, вот!

Вновь бросили рыбаки сети и вытащили их ни с чем.

М о н о к т о. Люди, к костру идите, будем держать совет. Листья в желтые стаи сбились, торопятся к морю, а рыбы все нет и нет. Чем жить будем? Как встретим беду?

А н г а. Пусть шаман Бата даст людям пищу. Перезимуем — вер­нем все долги.

Б а т а. Э, нет! Вы люди из рода Лебедя, а мы с сыном из рода Волка. Зачем мы должны вас спасать?

М о н о к т о. У тебя, шаман, рука легкая, когда ты берешь, и тя­желая — когда ты даешь.

Чунгу. Нечего па чужой амбар рот разевать. Мы и сами не каж-день день мясо едим!

Бата. Тебя, Анга, и дочь твою Чольчинай я готов до новой осени прокормить. Отдашь мне корень — будешь сыта.

Анга. А люди моего рода?

Бата. Пусть сами позаботятся о себе.

Анга. У смерти моей спросишь, где спрятан корень. Может, она тебе скажет.

Бата. Зимой унты из сохатиной кожи варить будешь. Собачью упряжь глодать будешь! На брюхе тогда приползешь к моему чуму, змея!

Анга. Хватит. Пусть Азмун — Серебряное Копье слово скажет. У стариков слово мудрое: у них вся жизнь позади, но и моло­дому есть что сказать. Молодой вперед смотрит — видит и слышит лучше других.

Голоса из толпы. Говори, Азмун!.. Говори!..

А з м у н. Люди, я так считаю: нужно к самому Тайрнадзу — Хо­зяину гор, рек и лесов — идти. Сердит на нас Белый Старик за что-то. Поэтому и большую рыбу к нам не пустил.

Голоса из толпы. Верно!.. Верно Азмун говорит!..

Анга. Путь к Старику дальний. Дойдешь ли, сынок?

Азмун. Со своей бедой не дошел бы, а с нашей общей — дойду.

Монокто. Верно решил. Вот тебе, сынок, мое огниво, мой вер­ный охотничий нож.

Чольчинай. А это платок расшитый. В нем горсть амурской земли. Слово даю, — лишь тому женой стану, кто народ мой от голодной смерти спасет!

Б а т а. Тогда и ты, Чунгу, собирайся. Пойдешь к Старику.

Чунгу. Это еще зачем? Что у нас — мясо перевелось? Муки и жира в амбарах нет? Давай лучше собак с цепи спустим, а са­ми будем рыбьи брюшки есть да сладкой ягодой заедать.

Б а т а. Собирайся, говорят тебе, трухлявая голова! Пусть люди видят — и мой сын готов за род Лебедя пострадать. Возьми в дорогу лепешек, пусть греют тебе живот, возьми чумашку с медвежьим жиром, прихвати берестянку с кетовой икрой. Впе­ред не лезь, но там, где ступит нога Азмуна, должен быть и твой след.

Чунгу. Ой, на погибель иду, сам не знаю, куда иду! Дикие звери и птицы растерзают меня!

Люди из рода Лебедя машут Азмуну вслед. Лишь одна старая Анга от толпы отделилась, догнала юношу.

А н г а. Азмун, прими из рук моих дар. В год, когда пришла в мой дом Чольчинай, нашла я этот столетний корень в лесу. Он от ран спасает, хорошему человеку вторую жизнь может дать. Бе­ри, тебе отдаю.

Азмун. Спасибо, Анга.

Азмун уходит. Следом за ним плетется хнычущий Чунгу. Ос­тался шаман Бата один у костра.

Б а т а. Боги леса, боги реки, боги дальних гор и болот, помогите моему сыну Чунгу. Он кровь моя, он моя половина. По моей во­ле ступил он на вашу тропу. Эй, боги, я, великий шаман из ро­да Волка, обращаюсь к вам! Голода не боюсь: мои амбары полны. Холода не боюсь: есть у меня меха. Смерти боюсь. По­могите мне вырвать из рук старухи корень жизни — женьшень? Эй, Росомаха! Черная душа леса, тень зла, шкура, набитая ядом, тебя зову! Приди! Я, великий шаман Бата, жду!..

Появляется Росомаха. Она коварна, ходит кругами. Каплями холодного света сияют в ночи росомашьи глаза.

Росомаха. Ты звал меня, человек?

Б а т а. Да! Помнишь, кто пригвоздил тебя стрелой к кедру?

Росомаха. Помню. Азмун — Серебряное Копье.

Бата. Помнишь, кто спас тебя?

Росомаха. Ты меня спас, шаман.

Бата. Вот тебе, Росомаха, приказ: иди за ним следом, стань его тенью, глаз с него не спускай! Три страха ждут Азмуна на пу­ти: первый — змеиный, второй — тигриный, а третий — даже я не знаю, какой. Пропусти его к Хозяину гор, рек и лесов — Ве­ликому Тайрнадзу, а на обратном пути убей! Мой сын Чунгу будет тебе подмогой. Я знаю — он глуп, но глупость, направ­ляемая умом, ранит сильнее ядовитой стрелы.

Росомаха. Я все поняла, человек.

Затемнение

ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ

По тайге идет Азмун — Серебряное Копье, по сторонам погля­дывает, с каждым зверем здоровается, песню поет. Следом за ним крадется Чунгу.

Азмун.

Хей, хей, хени-на!

У меня тропа длинна.

И неведом перевал,

За которым мой привал.

Чтоб Хозяина найти,

От беды народ спасти,

Я готов идти без сна.

Хей, хей, хени-на!

Никто в лесу не знает, где Тайрнадз — Хозяин гор, рек и ле­сов—живет. Птиц спрашивал, ответа не получил. Звери помалки­вают. Облака пролетают мимо, молчат. Иду, сам не знаю куда, Чунгу (в кустах). Не знает, а меня за собой ведет. Лепешки кончаются, от штанов одни клочья остались. Чует мое сердце,. пропаду я, ох пропаду!..

Увидел Азмун в тальниках на столбах амбарчик. Сел, решил хозяина ждать. Стружкой пахнет, костром. Видно, кто-то из охотников строит для припасов амбар.

Азмун. Подожду, словом с охотником перекинусь. Может, он знает, как Белого Старика найти.

Неожиданно из кустов появляется Медведь с бревном на пле­че. Свалил бревно у амбара, достал из кармана трубку и кисет.

Ч у н г у. Ой! Медведь! Я пропал! (Зарывается в листву.)

Азмун. Первый раз вижу медведя с трубкой в зубах. Эй, Мафа, ты какого народа человек?

М е д в е дь. Медвежьего. Раньше человеком был, да рассердился на меня Хозяин — в медведя превратил.

Азмун. Зачем мох куришь? На табачку. Расскажи про свою беду.

М е д в е дь. Был я охотником. Пойду, бывало, в лес за добычей, лягу па мох и сплю. Отец с матерью впроголодь жили, а я им с охоты лишь сны приносил. Однажды в медвежьей берлоге на всю зиму залег. Весной пошел к ручью умыться, вижу — не че­ловек я уже, медведь. Вот теперь стараюсь, работаю, амбары в лесу строю, надеюсь прощение Хозяина заслужить.

Азмун. Простит?

Медведь. Обещал. Был я у него недавно. Задал он мне боль­шую работу — столетний корень женьшень в тайге отыскать/ Тридцатилетний мне попадался, и пятидесятилетний тоже, а сто­летнего пока не нашел.

Азмун. Значит, ты знаешь дорогу к Хозяину гор, рек и лесов?

М е д в е дь. Как не знать! Прямо нужно идти, пройти через два страха: змеиный и тигриный. Каким третий будет, сам Хозяин решит... Л у тебя к нему какая нужда?

Азмун. Большая. Оставил он мой народ без рыбы и зверя. Го­лодная смерть близко. Нужно спешить.

Медведь. Быстро иди. Спать не ложись. Есть не садись. Стре­лой и копьем зверя не добывай — не любит Белый Старик охо­ты в своих лесах.

Азмун. Не копьем, так хитростью добуду еду. И твоей беде помогу тоже. Вот столетний корень. Мне его в дорогу добрая ста­рушка дала. Держи!

Медведь. Нет, не возьму. Твое горе — больше моего. Корень те­бе пригодится: ведь ты не одному — многим должен помочь.

А з м у н. Правда это, Медведь. Ну, ты кури, а я за дело возьмусь!

Азмун подходит к сухому дереву, что-то достает из котомки, принимается за работу.

Медведь. Что делаешь, человек?

А з м у н. Силки на рябчиков ставлю. Для обратной дороги готов­лю припасы. Видишь, мажу сушину кедровой смолой. Ночью птицы сядут, прилипнут и попадут в мой котел.

Мед ведь. Умная у тебя голова, Азмун!

Азмун. Все!.. Не буду времени терять. Пойду навстречу судьбе.

Медведь (вслед). Если помощь моя нужна будет, воронам ска­жи. Я с вороньим народом в дружбе живу.

Азмун. Спасибо, Мафа, понадобишься — позову.

Азмун и Медведь уходят. Из листвы выбирается чуть живой от страха Чунгу.

Чунгу. Хватит! Я свои три страха уже прошел: паука увидел— чуть жив остался, филин надо мной крикнул — сердце в пятки ушло, утром полез за пазуху за лепешкой, а там лягушка си­дит! Не пойду дальше. Здесь Азмуна дождусь, у костра буду греться да рябчиков есть.

Затемнение

Стойбище. Костры потухли. Люди бродят, как тени. Даже со­бачьего лая, и того не слыхать. Чольчинай стоит на берегу ре­ки, всматривается, не появятся ли в волнах косяки рыбы.

Б а т а. Не жди, не дождешься. Видишь — даже чайки, и те ушли.

Чольчинай. Дождусь!

Бата. Не упрямься, возьми для себя и старухи в моих амбарах еду. Вернется Чунгу — женой его станешь, не вернется — бу­дешь моей десятой женой.

Ч о л ь ч и н а й. Глянь в воду, шаман, что видишь?

Б а т а. Себя вижу, живот свой толстый вижу.

Чольчинай. А я — жабу, которой сто лет.

Ударил шаман по воде палкой, в свой чум ушел.

Затемнение

Лес. Амбарчик. Чунгу сидит на пеньке, стучит зубами. И холод­но ему, и страшно, и есть хочется.

Чунгу. Где-то за пазухой у меня был кусок лепешки, да боязно лезть: полезешь, а там лягушка сидит... Лучше рябчиков буду ловить! Залезу па эту сушину, рябчики ночью сядут, а я их — хвать! (Лезет.) Ой! Что это? Штаны в смолу влипли! Руки тоже. Ой! Ой! Хорошо, если рябчихи на дерево сядут, а вдруг орлы? Тогда не я их, а они меня в клочки разорвут. Эй! Помогите! Спасите! А! А! А!

Появляется Росомаха.

Росомаха (ехидно). Ну что, царь зверей, влип?

Чунгу. Ой, две росомахи! Пропал я, пропал!

Росомаха. Дурень, закрой один глаз! Одна я, и не собираюсь

тебя есть.

Чунгу. Не надо, не ешь: я противный! Меня пес однажды за ногу

укусил — околел!

Росомаха. Тише, не лязгай зубами, так и быть — помогу. Твой

отец меня из западни вынул, а я тебя, дурака.

Росомаха тянет Чунгу, тот падает с дерева, оставляя на нем клочья одежды.

Чунгу. Ну вот! Теперь меня комары и вовсе сожрут.

Р о с о м а ха. Куда Азмун — Серебряное Копье делся?

Ч у н г у. По этой тропке навстречу судьбе пошел.

Росомаха. Здесь его ждать будем. Он за добычей сюда вер­нется, а найдет — смерть!

Затемнение

Змеиный лес. Черные обугленные деревья. На них гроздьями-змеи. Покачивают головами, шипят. Появляется Азмун — Се­ребряное Копье.

Азмун (шепотом). Вот он, мой первый страх. Змеиный лес, в нем каждая ветка ужалить готова. Птицы над этим лесом, и то не летают, звери его стороной обходят. Сердце как ледяное, мороз по коже. Страшно! Но нужно идти. Копьем змею не убьешь, стрелой — не напугаешь. Тут хитрость нужна. (Думает.) Одна ко, не зря мне отец дал охотничий нож. Выдолблю-ка я идола из дуплистой липы, сам внутрь влезу. Пусть эти твари жалят деревяшку, сколько хотят.

Как сказал, так и сделал. Шипит лес, кидается на идола, а тот знай себе идет.

Азмун. Уф! Руки целы, ноги целы, голова цела. Живой!

Разжигает костерок. В кустах слышны шорохи, тигриный рык.

А з м у н. Второй страх пострашнее первого — тигриный лес! (Раз­мышляет.) Однако не зря мне отец огниво дал. Чего Амба бо­ится? Огня боится! Но не буду же я возле этого костра всю ночь сидеть. Нельзя мне у костра сидеть. Так пусть костер на, мне посидит!

Набрал Азмун в котелок головешек, смолья подкинул, нал голову котелок поставил. Взял в руки два факела и пошел через лес. Рычат тигры, сверкают глазами, но близко не подходят: огня боятся. Прошел Азмун через лес, поднялся по каменным ступеням, большие каменные ворота перед собой увидел. На воротах тех две тигриные морды, и у каждой кольцо в носу.

Азмун. Эй, Хозяин, открой ворота. Я, Азмун — Серебряное Ко­пье, хочу с тобой говорить!

Хозяин (голос его похож на гром). Кто беспокоит? Человек ты или зверь?

Азмун. Человек!

Дрогнули створка ворот, поплыли в разные стороны. По камен­ным ступеням вошел Азмун в чум Белого Старика. Все в нем — как у простых людей. Только в потолке звезды, а в каждом окне — по солнцу. И Хозяин на обыкновенного старика похож, только лицом необычен: светится оно, как луна, а волосы и бо­рода будто из серебра.

А з м у н (преклонив колени). Выслушай меня, 'Хозяин гор, рек и лесов. Большая беда привела меня в этот чум.

Хозяин. Выслушаю, если пройдешь через третий страх.

Азмун. Испытай, я — готов!

Хозяин. Загадаю я тебе три загадки. Отгадаешь — твое счастье, не отгадаешь — пеняй на себя: камень, что висит над твоей го­ловой, оборвётся и раздавит тебя.

Азмун. Загадывай.

Хозяин. Что такое — горшок без дна?

Азмун. Прорубь.

Жезяии. Верно... Сто парией на одной подушке спят и не ссо­рятся — что это?

А з м у н. Жерди на крыше.

Хозяин. И это верно. Что такое — на скале лягушка сидит, а спрыгнуть "не может?

Азмун. Это нос на лице.

Хозяин. Молодец, Азмун, хорошая у тебя голова! Говори, с чем пришел?

Азмун. Беда у меня такая: большая рыба этой осенью к нам совсем не пришла. У тебя дел много. Видно, не досмотрел ты, мы. на тебя не в обиде, но народу моему грозит голодная смерть.

Хозяин. Нет, Азмун, ничего я не забываю. Каждого зверя в лицо помню. Убьют охотники соболя или лося, а я им новую жизнь даю. Не забыл я — обиделся на людей. Была у меня дочка. Красивая, как луна на небе, как первый из-под снега цветок. Посадил я ее в берестяную лодку и поручил ручью покачать. Злая Росомаха, перегрызла веревку, и уплыла моя дочь. Речные люди говорят, — не видали, лесные люди говорят, — не видали, оленьи люди — и те не видали. Я всем помогаю, а мне никто!

Азмун. Что еще в той лодке было?

Хозяин. Серебряное копье было, да на нем от дурного глаза лоскут.

Азмун. Великий Тайрнадз, Хозяин гор, рек и лесов, жива твоя дочь! Люди из рода Лебедя к себе ее взяли, новое имя ей дали — Чольчииай!

Хозяин. Правду ли говоришь?

Азмун. Правду! Та девушка — мне невеста. Она мне удачливое копье подарила, потому-то и прозвали меня Азмун — Серебря­ное Копье.

Хозяин. Верно! То это копье! То! Мать Чольчинай простой ры­бачкой была. Перед смертью взяла она с меня слово, что дочь нашу я к людям жить отпущу. Вышло так, как она наказала, а я обещал. Скажи, хороша ль моя дочь собой, добра ли?

А з м у н. Цветы завидуют ее красоте. Обойди все стойбища на Амуре — добрее Чольчинай не найдешь!

Хозяин. Чем отблагодарить тебя, охотник, за добрую весть?

Азмун. Скорее, отец, пошли большую рыбу! Спаси от смерти мой
народ.

Хозяин. В этом чане у меня караси и щуки, посылаю их к тво­им берегам, в этом—лососи. По моей воле помчатся они навстречу сетям... Для себя попросить ничего не хочешь? Вот самородки, вот драгоценные камни...

Азмун. Для себя — ничего. Медведя прости, если можешь. Вот тебе столетний корень женьшень. Верни Медведю человеческое лицо.

Хозяин. Хорошо. Пусть придет ко мне Медведь. Куда ты?

А з м у н. Через два страшных леса — домой.

Хозяин. Вот край радуги. По радуге, как по мосту, все опасно

сти обойдешь.

Пошел Азмун, помахал Старику рукой с высоты.

Азмун. Приходи на свадьбу, Хозяин!

Хозяин. Приду.

Затемнение

Стойбище. Голод. Чольчинай сидит на берегу возле камня, ря­дом на подстилке из сохатиной шкуры лежит Анга.

Лига. Чувствую, близок мой конец. Ты меня к верхним людям проводишь, косу отрежешь. Все, как попрошу, сама сделаешь. Не хочу я, чтоб сытый шаман надо мной, умершей от голода, с бубном плясал.

Чольчинай. Не нужно, мама! Азмун вернется и всех нас спа­сете

Лига. Знаю, храбрый он парень. Да уж больно дорога трудна. Я сорок лет корень женьшень искала, все вокруг исходила. А где дом Хозяина, не ведаю даже я.

Монокто (подходя). Вот завалящий кусок старой рыбы нашел.

А н г а. А тебе, Монокто?

Монокто. Мужчины нашего рода первыми идут на охоту, пос­ледними — к котлу. Глянь, Чольчинай, не чайка ли промельк­нула вот там над волной?

Чольчинай. Нет.

Б а т а (подходя). Ну что, старуха, все стоишь на своем? Умира­ешь и дочь за собой в страну мертвых ведешь? Ладно, я не гордый, уступлю. Пусть Чольчинай соглашается стать пятой же­ной сына. И я не только вас — все стойбище накормлю.

Анга. Не могу я этого дочери приказать.

Б а т а. А у ней самой сердца нет?

Чольчинай. Ладно, шаман, если через день Азмун не вернется, возьму я у тебя пищу. Ногой на котел твоего сына ступлю.

М о н о к т о. Да, да, это чайка, я вижу ее!

Бата. Скажешь тоже. Нет рыбы — и чаек нет. Это у тебя, Мо­нокто, от голода белые мухи пляшут в глазах.

Монокто. Попробую бросить сеть. (Забрасывает с берега сеть, кричит.) Рыба пришла! Большая рыба! Мы спасены!

Крики чаек. Птиц все больше и больше. И вот уже все небо над рекой бело от чаек.

3 атемне ние

Солнечный день. Край радуги. Охотничий амбар в тальниках. Чунгу жарит рябчиков на костре, вместо штанов на нем юбка из тальника.

Чунгу. Нет, хорошо Азмун выдумал — ловить рябчиков на смо­лу. По тайге не хожу; ног не ломаю, снимаю их с дерева, жа­рю и ем... А если подумать, так ведь не только рябчиков можно ловить! Смажь сеть смолою — и лови лососей. Л еще можно насмолить с вечера у водопоя тропу. Утром придешь, а там....

Росомаха (из кустов). Тигр!

Чунгу. Ой, ой! Где тигр? Где? (В страхе зарывается в листву.)

Росомаха. Не пугайся, и посильнее тигра есть в лесу зверь. Зря Тайрнадз тигра царем зверей сделал, за это ему и мщу!

Чунгу. Росомахи, вас две или три?

Росомаха. Прикрой рукой глаз!

Чунгу. Одна! А Азмун где? Он живой или умер?

Росомаха. Живой. Сквозь три страха прошел. С Белым Стари­ком повстречался. Жив остался, но от меня ему не уйти. Вот что, Чунгу: заманишь его в этот амбарчик, дверь бревном подо­прешь, остальное я сделаю.

Ч у и г у. Боюсь!

Росомаха. Меня бойся: не сделаешь, как велю, — змей на те­бя напущу.

Росомаха прячется. С неба доносится песня. Это идет по раду­ге и поет счастливый Азмун.

Я по радуге иду,

Хани-на, рани-на!

И тропинкам счет веду,

Хани-на, рани-на!

Над тайгой иду моей,

Хани-на, рани-на!

И считаю соболей,

Хани-на, рани-на!

Чист и светел свод небес,

Хани-на, рани-на!

Но еще прекрасней лес,

Хани-на, рани-на!

Вниз по радуге сбегу,

Хани-на, рани-на! Обниму мою тайгу,

Хани-на, рани-на!

А з м у н. Привет, Чунгу! Что ты здесь делаешь?

Ч у н г у. Рябчиков ем.

А з м у н. Росомашья это привычка — добычу из чужих силков до­ставать.

Ч у н г у. Да разве я для себя? В стойбище еду отношу. Туда-сюда бегаю, в клочья штаны изорвал.

А з м у н. Не врешь?

Чунгу. Богом грома Агды клянусь! Ой, где это ты так извозил­ся: лицо оранжевое, рубашка зеленая, торбаса голубые!

А з м у н. По радуге шел... В стойбище все живы-здоровы?

Чунгу. Слава богам — все! Мы с отцом открыли амбары голод­ным, чем могли — помогли. (Как бы припоминая.) Да, тебе Чольчинай просила вышитый кисет передать.

Азмун (радостно). Где он?

Чунгу. Вот там в амбаре лежит!

Полез Азмун в амбар, а Чунгу дверцу за ним захлопнул, под­пер бревном. Слышится вороний крик.

Азмун (из-за двери). Эй, Чунгу, брось злые шутки! Сейчас же убери из-под двери бревно.

Чунгу. Как бы не так!

Росомаха (выбравшись из тальников). Ну что охотник, попал­ся? На других западни ставил, а сам угодил.

Усиливающийся вороний крик.

Азмун. Это ты, Росомаха?

Росомаха. Я — твоя смерть!

Чунгу (засобиравшись). Ну, вы тут сами решайте, кто кому должен, а я в чужие дела не суюсь... Так! Щеки я сараной измажу, рубашку листом дубовым, торбаса голубикой натру. Прощай, Росомаха! На свадьбу ко мне приходи.

Росомаха. Приду. (У амбара). Помнишь, Азмун, как мальчиш­кой ты натравил на меня собак?

Азмун. Помню. В тот день ты украла соболя из моих силков.

Росомаха. Помнишь, как юношей ты мчался по моему следу и ударил копьем?

Азмун. Да, Росомаха, в тот раз ты утащила корм у моих собак.

Росомаха. Помнишь, как пригвоздил меня к кедру стрелой?

Азмун. А-а-а. Это когда ты влезла на ветку и разорила воронье гнездо?

Росомаха. Ну вот, теперь мой черед. Я тебя голодом уморю. Нет, это долго... Я сожгу тебя заживо в этой избушке! Нет, это быстро... Вот что я сделаю — я подкину тебе в амбарчик ядовитую змею!

Ищет и находит в траве змею. Со страшной ношей поднимает­ся по лесенке к дверям амбара. Оглушительный крик ворон. Появляется Медведь.

Медведь. Росомаха, остановись! Змеиное отродье, черная душа леса, сейчас я тебя проучу!

Медведь и Росомаха бьются. Побежденная Росомаха бежит.

Азмун (выходя из амбара). Спасибо, Мафа!

Медведь. Меня вороны предупредили. Они видели, как ты по­пал в западню.

Азмун. А теперь спеши к Хозяину, к Белому Старику. Я отдал ему корень, он вернет тебе человеческое лицо.

Медведь (обрадованно). Это правда, Азмун? Правда? Значит, я могу теперь вернуться к людям? Поставить свой чум, бросить в реку рыбачью сеть?

Азмун. Можешь.

Медведь. Спасибо, Азмун! (Убегает.)

Азмун. Эй, друг, на свадьбу ко мне приходи!

Затемнение

Стойбище. Оранжевыми флажками увешаны все амбары: это вялится на солнце кета. Возле своего чума на подушках воссе­дает Чунгу. Перепачканный во все цвета радуги, он ест кашу сразу двумя ложками, победно поглядывает по сторонам. Не­вдалеке рыбаки чинят сеть, поют:

Из крапивы сеть моя,

Эй, эй!

Оморочку сделал я.

Эй, эй!

Сам ковал я острогу,

Эй, эй!

Сам я рыбу бить могу,

Эй, эй!

Чтоб крепка была рука,

Эи, эй!

Накорми меня, река,

Эй, эй!

Поделись со мной добром,

Эи, эи!

Сеть наполни серебром,

Эй, эй!

Голоса из толпы. Сто лет такой рыбы не было... Лососи са­ми за лодкой гоняются, просят — возьми!..

А н г а. Постарался Хозяин. Кто-то вовремя ему о нашей беде рас­сказал.

Чунгу. Почему «кто-то»? Я рассказал! Сквозь три страха про­шел, едва жив остался, но спас народ.

М о н о к т о. Скажи, Чунгу, ты моего сына в тайге не встречал?

Ч у н г у. Нет. У труса своя дорога, у храбреца — своя! Сидит сейчас твой Азмун где-нибудь в тальниках да рябчиков ест.

Б а т а. Молодец, сынок, верно сказал!

Чунгу. Пусть люди мне подарки готовят: в каждой пойманной рыбе есть мой кусок!

Б а т а. Ты про корень не забывай!

Ч у н г у. Наш будет корень. Бей в бубен, созывай всех на свадь­бу, народ сейчас сытый, много не съест.

Ударил шаман в бубен, стал собирать народ.

Голоса из толпы. Что случилось?.. Сын шамана женится!.. Пятой женой войдет в его дом Чольчинай...

Б а т а. Эй, Чольчинай, выйди из чума. Мой сын вернулся. До са­мого Хозяина дошел. Большую рыбу вернул, людям жизнь вер­нул. Он теперь твой жених.

М о н о к т о. Не выходит.

Анга (заглянув). Плачет.

Ч у и г у. Это от счастья. Все мои жены плакали, когда я к ним свататься приходил.

Появляется Лзмун. Прихватив котел из родного чума, спешит он к порогу Чольчинай.

Голоса из толпы. Азмун вернулся!... Живой!..

А з м у н. Отец, я вернулся. Не пустой пришел! Моя добыча в се­тях бьется, в амбарах лежит. Белый Старик шлет вам поклон.

М о н о к т о. Я верил в тебя, сынок!

Анга. Долго ты шел, Азмун. Чунгу раньше тебя вернулся: гово­рит, это он нас от голода спас.

Монокто. Давно известно: ложь на собаках ездит, а правда идет пешком.

Чольчинай (выглянув из чума). Я знала, что ты вернешься, Азмун!

Азмун. В свой дом зову тебя, Чольчинай. Моей женой стать прошу! (Ставит к порогу котел.)

Б а т а. Торопись, Чунгу.

Чунгу. Сейчас! Тут еще немного каши осталось.

Доедает последнюю ложку каши, ставит свой котел рядом с котлом Азмуна.

Чунгу. Вот!

Появляется Чольчинай. На ней желтый свадебный халат. Не сводя глаз с Азмуна, она заплетает волосы в две косы.

Б а т а. Выбей трубку на пороге, чтоб огонь в очаге не погас. Как велит обычай, с котла матери переступи на котел жениха. Мой Чунгу вернул людям рыбу — он твой жених.

А з м у н. Неправда это! Я к Хозяину гор, рек и лесов, великому Тайрнадзу ходил, три страха прошел, по радуге домой вернулся.

Чунгу. Врет! Врет! Щеки сараной измазал, торбаса голубикой. В кустах отлежался, а теперь за славой пришел.

А з м у н. Не за славой пришел — за невестой. Пришел родной земле поклониться за то, что помогла она мне в трудный час.

Голоса из толпы. Кому верить?.. И трус иногда героем быва­ет, а герой трясется, как осиновый лист...

А н г а. Лесной народ надо спросить, деревья спросить.

Б а т а. Сейчас. (Кричит.) Эй, деревья, видели ли вы, как мой сын ходил к Хозяину, да?

Эхо. Да, да, да!

Голоса из толпы (удивленно). Да, говорят!.. Все слышали!..

Б а т а. А был ли там Азмуна след, нет?

Эхо. Нет, нет, нет!

А з м у н. У зверей спросите. Пока я к Старику шел, со многими повстречался.

Неожиданно появляется Росомаха.

Росомаха. Скажу, люди, клянусь, не солгу: мне все вы одина­ковы, все у меня из зубов добычу рвете. Чунгу — настоящий ге­рой! Он сквозь три страха прошел, добыл вам рыбу. Сквозь змеиный страх прошел, сквозь тигриный...

А з м у н. А каким третий страх был? Молчишь? Так вот, люди, за­гадал мне Белый Старик три загадки....

Чунгу. Да, три загадки, а я их, как белка орешки, — щелк, щелк.

А з м у н. Что такое горшок без дна?

Ч у н г у. Это... это... мое брюхо: сколько бы я каши ни ел, еще хочу.

Б а т а. Вот это верно, сынок!

А з м у н. Нет, это прорубь. Гадай дальше. Сто парней на одной подушке спят и не ссорятся. Что это?

Ч у н г у. Бедные люди: детей у них много, а подушка — одна.

А з м у н. Это жерди на крыше. И последнюю загадку загадал мне Белый Старик: что такое — на скале лягушка сидит, а спрыг­нуть не может?

Ч у н г у. Хватит, не нужно мне про лягушек, я этих тварей с дет­ства боюсь.

Чольчина й. Лягушек боишься, а как же тигров и змей одо­лел?

Росомаха. Стрелок он хороший, бьет в глаз.

А н г а. Зверя не словом бьют, а стрелой! Обычай требует делом испытать женихов.

Ч у н г у. Давай поспорим, что я больше тебя лепешек съем.

М о н о к т о. Вон на вершине сопки сухая двурогая лиственница стоит. Нужно накалить на огне две стрелы и выстрелить. Чья макушка загорится, тот и прав.

А з м у н. Я готов!

Прицелился Азмун, выстрелил.

Ч о л ь ч и н а й (радостно). Есть!

Ч у н г у. Теперь мой черед. У меня глаза верные, один прямо смот­рит, другой — вбок, со всех сторон мне видать.

Б а т а. Давай, давай, сынок, а я пошаманю. Пожелаю удачи твоей стреле.

Ч у н г у. Сейчас дам! (Стреляет.)

Б а т а. По-моему, что-то горит...

Азмун. Это, шаман, твой амбар горит — тот, в котором ты от голодных людей еду прятал.

Бата (сыну). Эх ты, криворукий, я всю жизнь наживал, а ты од­ной стрелой меня разорил!

Ч у н г у. А я что? Я ничего! Это облезлая Росомаха во всем виновата, не могла что-нибудь похитрее соврать. Дай-ка я ее пал­кой по хребтине перетяну!

Росомаха. Только попробуй. В клочья изорву!

Азмун. Уходи, Росомаха!

Росомаха. Ухожу, Азмун, ухожу.

Б а т а. Люди, чего вы стоите? Горит амбар! Спасайте добро! По­могайте!

А н г а. А ты нам помог?

Бата убегает. Чунгу бежит следом, потом возвращается.

Чунгу. Ой, по-моему, в котле еще ложка каши есть! (Прихватив котел, убегает.)

А н г а. Правду старики говорят: лук с сырой тетивой не выстре­лит. Если отец плох, от сына нечего ждать добра.

Голоса из толпы. Да!.. Верно!.. Так!..

А н г а. Азмун — Серебряное Копье, согласен ли ты взять в жены дочь мою, Чольчинай?

Азмун. Да!

А н г а. Какой выкуп ты за нее даешь?

Азмун. Быстрые ноги, ловкие руки и любящее сердце даю!

М о н о к т о. Красавица Чольчинай, согласна ли ты стать женой
Азмуна — Серебряное Копье?

Чольчинай. Да!

М о н о к т о. Какое приданое за тобой?

Чольчинай. Леса, полные зверя, реки, полные рыбы, и сердце, полное любви. С детства не знают мои руки безделья: вышива­ют, мнут кожи, готовят еду. Я буду Азмуну хорошей женой.

А н г а. Дочь моя, я одобряю твой выбор. Смело переступи с котла матери на котел жениха. Быть вам женой и мужем!

М о н о к т о. На долгие годы — до того времени, пока не позовут

вас боги в страну Бупи.

Голоса из толпы. Быть!.. Быть!..

Чольчинай переступает с котла на котел, поет. Постепенно к песне присоединяются все герои сказки: люди из рода Лебедя, неизвестный охотник с медвежьей походкой и Хозяин гор, рек и лесов, наблюдающий за происходящим с облачной высоты.

Чольчинай.

Над Амуром чайка-птица

Снега первого белей.

С кем же, с кем мне поделиться

Светлой радостью своей?

А з м у н.

Над Амуром чайка-птица

Белый вышила узор.

С кем мне, с кем мне поделиться

Красотою рек и гор?

Все.

Над Амуром чайка-птица,

Словно перышко, легка.

С кем же, с кем нам поделиться

Сказкой древней, как века?

Пусть она не лисья шкура

И не будешь ею сыт, —

Сказка с древнего Амура

Вам, друзья, принадлежит.

Сказку в памяти держите,

От забвения храня.

Коль придется, расскажите

Тем, кто не был у меня!

Из-за кулис появляются перепачканные сажей Бата и Чунгу. Вид их смешон и жалок, но нам их не жаль.

Занавес