Последний маленький солдат

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

СТАРИК

МАЛЬЧИК

ГЕНЕРАЛ В ФУРАЖКЕ СО СВАСТИКОЙ

МЫШИНЫЙ МУНДИР

ЛЯГУШАЧИЙ МУНДИР

КАСКА

ГУБНАЯ ГАРМОШКА                             - его воинство

РАНЕЦ

САПОГ

СМЕРТЬ                                                  - молодая женщина с печальным лицом

КОНЬ ВЕТЕРОК

В эпизодах: косцы, призывники, летчики, моряки, пехотинцы – народ, поднявшийся на борьбу.

ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ

Горизонт, затянутый чистым, отбеленным дождями холстом. Впереди, подобием солнечного луча, игровая площадка-круг. Тишина

А в ней – звуки леса…

И музыка…

Старинный, позеленевший от времени колокол занимает основное пространство сцены.

Перекладины, поддерживающие это медное чудо, резаны стоглавыми змеями, диковинными цветами, сценами давних боев. Слева – крылечко дома и дерево, на котором аистово гнездо. Справа вдали – лес и мельница. В центре – тропка, увитая полевыми цветами. Ручей.

На одном из порталов, расположившись по вертикали, сияет медью и никелем военный оркестр.

Придет час, и инструменты эти сами, без участия музыкантов, будут грустить и радоваться, звать на бой и скорбеть о погибших, но пока, до срока, они молчат.

Прекрасный июньский вечер.

Солнце.

Голос кукушки.

СТАРИК и МАЛЬЧИК сидят на крылечке, мимо с песней движутся косари.

МУЖЧИНЫ:        Нет завиднее доли,

                           Чем у нашей Страны.

Не для вражьей неволи

Мы на свет рождены,

Рождены мы для доли

Быть на свете

Людьми!

Так прими же ты поле, труд и песню прими!

ЖЕНЩИНЫ:       

Коси, коса, пока роса,

Роса – долой,

И мы – домой.

По стежке-дорожке

Потопают сапожки,

Ведь тот, кто бос,

Не ходит на покос!

МУЖЧИНЫ.

                           Море зрелого хлеба

Разлеглось

На пути,

Звезды сыплются с неба,

Чтобы рожью взойти.

Бродят кони на воле,

Слышен трав перезвон,

Так прими же ты, поле,

Благодарный поклон.

ЖЕНЩИНЫ:       

Коси, коса, пока роса,

Роса – долой,

И мы – домой.

По стежке-дорожке

Потопают сапожки,

Ведь тот, кто бос,

Не ходит на покос!

(СТАРИК правит косу, МАЛЬЧИК считает обещанные кукушкой года…)

СТАРИК. Сколько?

МАЛЬЧИК. Много!

СТАРИК. Сколько – много?

МАЛЬЧИК. Десять, десять и еще два!

СТАРИК. Ну, тогда поживем! Порыбачим, за земляникой в лес сходим, грибов наберем…

МАЛЬЧИК. А ружье с собой возьмем?

СТАРИК. А как же… работа такая… Где ж ты видел, чтоб лесник да и без ружья?!

МАЛЬЧИК. И патроны возьмем?

СТАРИК. А на что нам патроны? Ведь ружье у нас так, для острастки… Чтоб сильный зверь слабого не обижал.

МАЛЬЧИК. Эх, жалко!

СТАРИК. Да не торопись ты, будут у тебя еще и ружье, и патроны…

МАЛЬЧИК. Когда?

СТАРИК. Придет срок, призовут тебя в армию, там все и дадут: оружие, амуницию, провиант.

МАЛЬЧИК. И пилотку со звездой?

СТАРИК. Само собой. Без нее солдат – не солдат.

МАЛЬЧИК. Дедунь, а у солдата какая работа?

СТАРИК. Родину защищать.

МАЛЬЧИК. А что это – Родина?

СТАРИК (подумав). Все. Лес этот, дом наш, ручей. Да что там! Даже тропинка вот эта – и та ее малая часть.

МАЛЬЧИК (осмотревшись). Да? А почему тогда здесь нету солдат?!

СТАРИК. А мы с тобой кто? Род наш – солдатский. К осени старший еж со службы вернется. Зимой у среднего выйдет срок. А к новому сенокосу и младший снимет шинель. А там, через годик-другой, поклонишься ты дому родному, выпьешь воды из колодца, завернешь в рушник ржаную краюху и по этой вот самой тропке на службу уйдешь.

МАЛЬЧИК. Я, деда, знаешь кем в армии буду? Летчиком, моряком и кавалеристом!

СТАРИК. А для кавалериста первое дело какое?

МАЛЬЧИК. Какое?

СТАРИК. Сена для коня накосить. Пора, солнце торопит. Прошлым летом мы один стог сметали, а теперь надо б два.

МАЛЬЧИК. Почему?

СТАРИК. Как почему? Коню надо? Лось придет – надо? Заяц прибежит, тоже не скажешь «нет»! Зима нынче будет ранней и снежной, нелегко придется зверю.

МАЛЬЧИК. Ой, в лесу зверей много… На один зубок им наши стожки.

СТАРИК. Не скажи… Ну что, подкрепимся перед работой?

МАЛЬЧИК. А как же, само собой.

(На траве белый рушник. На нем – краюха хлеба, яйца и крынка с парным молоком.)

МАЛЬЧИК. Хорошо!

СТАРИК. Еще как хорошо!

МАЛЬЧИК. Жаворонок поет, ромашки шепчутся, муравей несет травинку, от натуги скрипит.

СТАРИК. Неужто и это слышишь?

МАЛЬЧИК. Слышу.

СТАРИК. Значит, наш в тебе корень. А прадед твой и прапрадед всегда в этом лесу жили, любую букашку узнавали в лицо.

МАЛЬЧИК. А ты?

СТАРИК. Само собой.

(Достал МАЛЬЧИК из холстинки скрипку и заиграл. И тотчас васильки и ромашки, растущие по краям тропки, закружились в медленном танце, учей снизил голос до шепота, а птицы, примолкнув, расселись на ветках, будто на нотных строчках значки. И лишь один звук вплетался теперь в музыку скрипки – «динь», «динь» и еще раз «динь, динь».)

МАЛЬЧИК. Что это, дедушка?

СТАРИК. Конь наш, Ветерок. У него колокольчик, чтоб в травах не потерялся. Иди, иди, Ветерок, не прячься… Мы тебя видим, иди!

(Стройный, как тетива лука, вышел на тропинку конь ВЕТЕРОК).

МАЛЬЧИК. Ветерок, Ветерочек… Забыл меня за зиму?

СТАРИК. Нет, не забыл.

 (Погладил МАЛЬЧИК коня по гриве, серебряный колокольчик с ременной петельки снял).

МАЛЬЧИК. Теперь я понял, дедушка, как этот вот большой колокол в лес к нам попал. Давным-давно жили на земле великаны. Одежда у них была великанская, оружие – великанское, и лошади вот такой вышины. Повязал великан великану-коню великанский колокол на шнурок, а тот возьми да и оборвись…

СТАРИК. Не знаю, может и так. Знаю только, пока он молчит, народ сеет и пашет, и песни поет. А вот если заговорит…

МАЛЬЧИК. Что тогда будет дедушка?

СТАРИК. Беда. Так вышло: дом наш на самом краю Руси. Коль враг на нас войной пойдет, должны мы будем ударить в колокол, Родину предупредить. Голос нашего колокола подхватит другой, а голос того – третий. Для того они, колокола эти, и прадедам отлиты, чтоб беда не застала народ наш врасплох.

МАЛЬЧИК. Беда – это плохо.

СТАРИК. Плохо, да еще как!

(Заржал ВЕТЕРОК, взмахнул гривой и умчался за мельницу в дальний лесок. А МАЛЬЧИК вновь взял скрипку и заиграл. Дальний раскат грома, потом еще и еще. Подставили дед и внук ладошки небу, а дождика.)

СТАРИК. По небу дождь на железной телеге катается, а в какой стороне – не пойму.

МАЛЬЧИК. Птицы в стаи сбиваются, будто осень. Слышь, деда, то ржет Ветерок.

СТАРИК. Ох, не к добру это все, ох, не к добру!

(Тревожная музыка. Беспокойство передалось вдруг всему живому вокруг. Замелькали в небе жаворонки, поднимая птенцов на крыло, заворчал ручей, дальняя мельница занялась огнем, словно и не зерно она молола, а солнечные лучи. СТАРИК, подставив стремянку, влез на крышу крылечка, дабы понять, что происходит вокруг).

МАЛЬЧИК. Ну, дедушка?

(Дед и внук еще только пытаются разобраться в происходящем, но мы-то с вами уже видим, как вплотную к порогу их дома подступила беда. Вот из-за крыльца выглянула каска со свастикой, рядом – вторая, а потом еще и еще. Рука в черной перчатке потянулась к сигнальному колоколу, взмах ножа – и лишился колокол языка. Музыка становится все тревожней и громче, теперь в ней преобладают флейта и барабан).

СТАРИК. Пыль вижу, огонь вижу…

МАЛЬЧИК. Это гроза, дедушка?

СТАРИК. Нет, война!

(Бросился МАЛЬЧИК к сигнальному колоколу, но руки в черных перчатках перехватили его, зажали рот.

Опрокинулась крынка, расплескав по рушнику молоко. Ударили барабаны, загрохотали литавры, голос самоуверенной флейты пронзил тишину.

Паучья свастика нависла над горизонтом и поползла по холсту. Гул мотоциклов, лязг танков, грохот разрывов. Топча колосья, маршируют по полю враги).

«Рванулась на Восток железная армада,

Чтоб от ее сапог

Навеки мир

Зачах,

Переступив порог, раздумывать не надо,

Нужна не голова, а каска на плечах!

Вперед, наверняка, отставить разговоры,

Равненье на штандарт, теперь нам фюрер бог!

Во все, во все века предпочитали воры

Железный строй,

Ночной разбой,

Ночной

Бросок!

Чужой покой и сон, чужие смех и счастье

В солдатском вещмешке

Поместятся вполне.

Коль дом твой обделен, в твоей, добытчик,

власти

Добычей завладеть совсем в чужой стране.

Вперед, наверняка, отставить разговоры,

Равненье на штандарт, теперь нам фюрер - бог!

Во все, во все века предпочитали воры

Железный строй,

Ночной разбой,

Ночной

Бросок!»

(СТАРИК попытался дотянуться до старенького ружья, и тотчас же шесть тесаков со свистом вонзились в рушник.

-                Хайль! – завопил фюрер с экрана, простирая руку над горизонтом.

-                Хайль! – ответил ему преданный хор. – Германия превыше всего!

-                Хайль!

-                Отныне границы рейха там, где ступает германский сапог!

-                Хайль! Хайль! Хайль!

Под ударами прикладов звенят оконные стекла, кудахчут куры, визжит поросенок…

СТАРИК и МАЛЬЧИК схвачены и прикручены веревкой к столбам. Горит гнездо аиста, шесть пар кованых фашистских сапог, отдыхая, покоятся на рушнике. Под звуки флейты и барабана появляется ГЕНЕРАЛ).

ГЕНЕРАЛ. Кто?

СТАРИК. Хозяин этой земли!

ГЕНЕРАЛ. Бывший… Теперь, старик, сюда пришла германская армия, и хозяином, всего этого будем мы. Зигфрид, я отдаю тебе эту тропинку с цветами.

МЫШИНЫЙ МУНДИР. Благодарю вас, господин генерал.

(Словно коврик, скатывает тропинку и прячет в заплечный мешок).

ГЕНЕРАЛ. А тебе, Фриц, я презентую ручей.

ЛЯГУШАЧИЙ МУНДИР. Припадаю к стопам!

ГЕНЕРАЛ. А эти звезды, прекрасные русские звезды, я забираю себе.

(Движение генеральской перчатки, и тотчас же услужливые солдаты смахнули с неба звезды и спрятали их в генеральский кожаный саквояж. Место звезд на помрачневшем небе заняли маленькие свастики).

ГЕНЕРАЛ. Истинно арийский пейзаж!

РАНЕЦ. Все идет по плану, мой генерал! Хрю… Хрю… Мы взяли их тепленькими… Утром отборные батальоны вновь двинутся в путь… Хрю… Хрю…

ГЕНЕРАЛ. Прекрасно, любезный, только почему после каждой фразы ты добавляешь в речь это непонятное мне «хрю… хрю»?

РАНЕЦ. Это не я, господин генерал. Это – он! (Достает из вещмешка поросенка). Первый военный трофей!

ГЕНЕРАЛ. А вот это зря! Ранец наступающего солдата должен быть пуст. Высокие идеи фюрера привели нас сюда. Мы пришли в эти земли с добром…

РАНЕЦ. Так точно, господин, генерал, пришли за добром!

ГЕНЕРАЛ (разглядывая рамку с фотографиями). Кто эти трое, старик?

СТАРИК. Мои сыновья!

ГЕНЕРАЛ. Вот как?! Хвалю… Храбрость должна быть вознаграждена. Денщик, ванную, чашку кофе и виселицу! А кто этот мальчишка?

СТАРИК. Мой внук.

ГЕНЕРАЛ. Яблоко от яблони… Так, кажется, у вас говорят? Мальчик, ты будешь помогать мне изучать ваш язык. Что есть это?

МАЛЬЧИК. Хлеб.

ГЕНЕРАЛ. А это?

МАЛЬЧИК. Яйцо.

ГЕНЕРАЛ. А как будет по-русски «его превосходительство господин генерал»?

МАЛЬЧИК. Ворюга.

ГЕНЕРАЛ. Красиво… Впредь, солдаты, приказываю именно так меня называть. Мы научимся понимать язык варваров, но говорить с ними будем на языке плети. Ты знаешь, что такое плеть? Не знаешь? Ганс, покажи ребенку, как действует этот изумительный инструмент.

(Ганс-весельчак оставил на время губную гармошку и взял в руки плеть).

СТАРИК. Не смей, ирод… Не тронь, добром говорю!

ГЕНЕРАЛ. Твое счастье, старик, что ты не успел ударить в набат. Внезапность – вот оружие рейха… Спина противника нам нравится больше, чем его искаженное ненавистью лицо. Ты лесник и знаешь все тропы в лесу. Утром тайно проведешь нас в свой тыл.

СТАРИК. Знаю, но не поведу!

ГЕНЕРАЛ. Подумай... К рассвету, с тобой или без, мы продолжим поход. Мы цивилизованные люди и чтим законы гостеприимства. И все же не скрою, вот эта вот виселица приготовлена для тебя. Молчишь… Понимаешь? Значит, у тебя хорошая голова!

МЫШИНЫЙ МУНДИР. Ваш кофе, господин генерал!

(ЛЯГУШАЧИЙ МУНДИР, перевернув вечевой колокол, наполнил его водой).

ЛЯГУШАЧИЙ МУНДИР. Ванная для генерала!

ГЕНЕРАЛ (опустив в воду ноги). Ох, хорошо! Вот сверхчеловек я, а все-таки устаю. Да и шутка ли, всю Европу – то танцы, то военный парад… Кстати, почему не поют соловьи?

СТАРИК. Не знают они ваших песен.

ГЕНЕРАЛ. Немедленно обучить! Рядовой Вилли, почему такой кислый вид?

САПОГ. Господин генерал, в дом лесника я ворвался последним, и поэтому ранец мой пуст.

ГЕНЕРАЛ. Не грусти солдат… Мы ведь только начали этот поход. Через неделю-другую твой ранец от трофеев лопнет по шву. У русских богатая страна, но мы ей поможем избавиться кой от чего…

КАСКА. Солдаты, наш генерал пошутил!

ВОИНСТВО (как по команде). Ха-ха-ха!

(ГЕНЕРАЛ достает из чемодана песочные часы и ставит их перед собой).

ГЕНЕРАЛ. Все, отбой до рассвета! С первыми лучами солнца мы продолжим наш победоносный поход. Вилли, не спускай с пленных глаз. Ганс, сыграй для своего любимого генерала… Звуки музыки делают меня чище, вспоминается детство, мама… Ах, детство, детство, бывало, увидишь кошку, возьмешь в руки кирпич…

КАСКА. Хорошо.

ГЕНЕРАЛ. Еще как хорошо!

(Убаюканный звуками губной гармошки, ГЕНЕРАЛ засыпает).

КАСКА. Двойные посты со всех четырех сторон! Вероломство – наше оружие, и мы не должны отдавать его в руки врага! Вилли, у этого мальчишки плохие глаза, в них совсем нет страха, на всякий случай прикрути его еще крепче к столбу.

(Ночь. Меж Стариком и Мальчиком свисает с перекладины знаком вопроса петля).

МАЛЬЧИК. Мы прозевали их, дедушка!

СТАРИК (соглашаясь). Да, прозевали. Уж и не знаю, как вышло… Я косил, и на той стороне косили, я пел песни, и они пели. Кто же знал, что они прячут свои пушки в цветы?!

РАНЕЦ. Молчать! Если вы будете разговаривать, я буду стрелять! Свиньи, вам что, трудно было припрятать для меня хоть что-нибудь? У всех трофеи как трофеи, а мой ранец пуст! А ведь мои киндеры других не хуже. Тоже, небось, выглядывают из окошка, гостинцев от папы ждут. Костер им вот этот послать, что ли? Нет, нет, они у меня непослушные; еще, чего доброго, домик спалят. (Назидательно). Я так скажу: на чужом пожаре греться приятно; на своем – нет! (Заметив валун). А может, вот этот камень? А что, хороший, орехи на нем можно колоть. А когда я состарюсь, детки сволокут его ко мне на могилку, чтобы память была.

МАЛЬЧИК. Можно и раньше. Зачем же до старости ждать?

РАНЕЦ. Старик, твой внук плохой человек. Если он будет разговаривать, я повешу на эту перекладину  вторую петлю.

СТАРИК. Молчи, внук.

МАЛЬЧИК. Молчу.

(Неумолимо струится время сквозь горловину песочных часов. Костер догорает. Ночной филин, присев на трубу, пробует голос: «фу-бууу»!)

РАНЕЦ (испуганно). Старик, это соловей? (Не дождавшись ответа). Вот несносная птица! Ему же сам генерал приказал петь по-немецки, а он по-русски поет! (Вновь не дождавшись ответа, слоняется возле крыльца). Дрова вот еще не разворовали. Быть может, их мне домой послать? Открывает моя любимая Гретхен посылку от мужа, а там дрова. Ох, ноги, ноги! Все спят перед новым походом, а я – на часах!

СТАРИК. А ты их, Аника-воин, в генеральской воде попарь.

РАНЕЦ. А ведь верно, у тебя, старик, арийская голова. Напишу своим , не поверят! С генералом на равных ванную принимаю, сначала, правда, он, потом – я. (Достает карандаш, бумагу, сочиняет письмо). «Милые киндеры, Гретхен и мутер, войну против русских мы начали хорошо, ударили в спину, взяты первые пленные – старик и мальчик. С нашей стороны потерь нет».

МАЛЬЧИК (подсказывая). Пока…

РАНЕЦ (соглашаясь). Пока. Вот сижу я сейчас в генеральской ванной и пишу вам письмо… А надо мной поет русская птица, называется соловей. Глаза в ночи горят, как гнилушки, клюв кривой…

МАЛЬЧИК (шепотом). Что ты делаешь, дедушка?

СТАРИК. Пробую распутать веревки.

МАЛЬЧИК (с надеждой). Получается?

СТАРИК. Нет.

МАЛЬЧИК. И у меня пока нет.

СТАРИК. У одного из нас должно обязательно получиться. Если мы до рассвета не ударим в набат, нам незачем жить!

МАЛЬЧИК. Неужели нет никого, кто пришел бы нам с тобою на помощь?!

СТАРИК. Есть… Вся наша страна. Но для того, чтобы народ поднялся, мы должны ударить в набат!

РАНЕЦ (просыпаясь). Эй, славяне, перестаньте шептаться! Заговор против рейха? Побег задумали?! Найн! Найн! (Освещая себе путь головешкой, поочередно подходит к пленникам и проверяет веревки.) Гут!

МАЛЬЧИК. Это на руках «гут», а на ногах ослабли. Генерал проснется, кого из нас будет ругать?

РАНЕЦ. Ты крепко схвачен, надежно скручен, но правильно делаешь, что помогаешь германскому солдату себя охранять. (Доверительно). За стариком следи в оба! Рейху доподлинно известно, что у него в Красной Армии сыновья! (Вернувшись к костру, вновь принимается за письмо). «Милая моя Гретхен, не поверишь, но я у генерала на хорошем счету. В одной воде ноги моем… Правда, сперва он, потом – я».

МАЛЬЧИК (шепотом). Дедушка, у меня есть уголек от костра. Он обронил его, когда подходил сюда.

СТАРИК. Не вспугни его, внук. Приласкай, скажи доброе слово…

МАЛЬЧИК. Не вспугну. Чувствуешь запах дыма? Это тлеет веревка меж моих рук.

СТАРИК. Больно?

МАЛЬЧИК. Нет.

СТАРИК. Красный кочет без разбора все точит…

МАЛЬЧИК. Ничего, ничего… я стерплю.

(Последнее усилие, и веревка слетела с маленьких рук. Неслышными шагами подходит внук к деду и освобождает его).

РАНЕЦ (поборов сон). Милая мутер, знай, генерал мне во всем доверяет! В начале похода он даже доверил мне нести его чемодан. (Опустив ноги в воду). Хорошо…

СТАРИК (возникая из-за спины). Еще как хорошо!

(Не без помощи Старика опустил часовой голову в воду, булькнул разочек и утих навсегда.

Напрягая последние силы, СТАРИК и МАЛЬЧИК подняли колокол на его прежнее место, подвязали веревку, вернули способность кричать. Издал СТАРИК условный сигнал, и тотчас же конь Ветерок вышел из темноты).

МАЛЬЧИК. Тссс… Ветерок.

СТАРИК. Скачи, внук. До рассвета, до первого луча солнца должен ты предупредить всех трех моих сыновей.

МАЛЬЧИК. Я останусь с тобой!

СТАРИК. Нет! Обнимемся на прощанье. Война будет долгой, до последнего солдата, кто знает, увидимся ли еще! Скачи быстрее ветра! Поднимай Небо, Воду и Землю… Без родных звезд и цветов не сможем мы жить!

МАЛЬЧИК. Сумею ли, дедушка, ведь я еще совсем мал?

СТАРИК. Гвоздь спасает подкову, подкова – коня, конь – храбреца, храбрец – Родину!

МАЛЬЧИК. Гвоздь спасает подкову, подкова – коня, конь – храбреца, храбрец – Родину… Прощай, дедушка!

(Тихий топот копыт. Повременив еще минуту, уперся СТАРИК в родную землю ногами, поплевал на ладони и ударил в Набат. Взвыла сирена, ударили перепуганные автоматы, заметались у костра поднятые набатом враги).

ГЕНЕРАЛ. Свиньи! Канальи! Кто помог пленным освободиться? Где часовой?

КАСКА. Утопился, господин генерал!

ГЕНЕРАЛ. Утопился? Не имел права! Вывесить его для просушки! Ублюдок! Внезапность – вот оружие рейха, и мы не позволим выбить его из наших рук. Где внук старика? Перекрыть все дороги! Мы выступаем! Еще до рассвета земля эта будет покорена! Почему до сих пор вопит колокол?!

КАСКА. Птицы, господин генерал!

(Да, теперь дело старика продолжили птицы. Они бились в чугунную грудь колокола, падали бездыханные, но на смену погибшим прилетали другие и не давали колоколу молчать. Сапог к сапогу, каска к каске – черное воинство изготавливается к броску.

Горит дом старика.

В аистовом гнезде торчит хищная птица – серебристый на палке штандарт. По скошенному, но не убранному хлебному полю маршируют враги.

«По тысячам дорог пройдем исчадьем ада,

Внезапность — вот наш бог,

Помощник — страх!

Переступив порог, раздумывать не надо,

Нужна не голова, а каска на плечах!

Вперед, наверняка, отставить разговоры,

Равненье на штандарт,

Где сила; там и бог!

Во все, во все века предпочитали воры

Железный строй,

Ночной разбой,

Ночной Бросок!»)

ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ

{По лесам и долам несет отважного мальчика верный конь. Вплавь через реки, вброд через гнилые болота, галопом, рысью и, наконец, обессиленным шагом, — а впереди еще большая гора. Лишь там, на вершине, где льды и камни, есть мост из тумана, соединяющий небо с землей.

- Быстрее!  –  торопит МАЛЬЧИК коня. –  Быстрее! Мы должны успеть до рассвета, иначе...

В кровь ободрал МАЛЬ ЧИК пальцы, а конь копыта прежде, чем они достигли вершины последней скалы.

Увидел всадник мост из тумана узкий и зыбкий, зажмурил глаза от страха и лишь шепнул коню: «Ну, мил друг, выручай!». По ту сторону моста облако, открытое всем ветрам.

- Небо!   – закричал МАЛЬ ЧИК, став у его края. –  Проснись, Небо! Пришла большая война!

Войнааа! — повторило эхо.

Войнааа! — сказал гром.

А молния огненною стрелою начертала это слово на облаках.

Аэродром. Гул далекого колокола. Сигнал боевой тревоги, взрывы; прожектора.)

ГЕНЕРАЛ (руководя полетом в микрофон). Ахтунг! Ахтунг! В небе России лучшая эскадрилья «Люфтваффе» из прославленной воздушной дивизии «Мертвая голова». Поздравляю вас с началом новой кампании, господа! Внезапность — залог успеха! Вас пятеро, а русский в небе один.

(Голос моторов, кинжальный огонь пулеметов, отважный красный ястребок бьется в небе, прикрывая аэродром).

СОВЕТСКИЙ ЛЕТЧИК (в микрофон). «Сокол»! «Сокол»! Я — «Земля»! Фоккеры снизу, они берут тебя в клещи, пора открывать огонь!

ГЕНЕРАЛ. Фридрих, почему ты вышел из боя?! Дубина, он садится тебе на хвост!

СОВЕТСКИЙ ЛЕТЧИК. «Сокол»! Теперь они над тобою! Зайди со стороны солнца.... Не теряй высоты!

ГЕНЕРАЛ. Ганс, ты скотина! Пока ты выбирал угол атаки, русский успел отправить наш фоккер ко дну!

СОВЕТСКИЙ ЛЕТЧИК. «Сокол»! Фоккеры заходят с востока, не давай им себя ослепить! Молодец! Держись, пока бьется сердце! Я подниму в небо все эскадрильи, как только будет расчищена взлетная полоса! (В телефонную трубку). Товарищ командующий, фашисты напали на аэродром. Нет, нет, на провокацию не похоже. Это не провокация, это — война!

(Гул взлетающих самолетов, грохот разрывов, рев пулеметов. В луче прожектора мужчина в летческом шлеме. Быть может, это старший сын Старика.)

ЛЕТЧИК.

Я первого сбил, он горел, как река на восходе,

Не спас его бог, не укрыла, двойная броня.

Я в лоб его сбил, чтобы стало полегче

Пехоте,

Чтоб дом мой родной не боялся чужого огня!

Их пятеро было вначале, а я лишь один,

И фоккеры их, будто псы,

Сотрясались от злости,

Но был я хозяин, а эти — незваные гости,

А в небе родимом над пришлыми я господин!

Мной двигала вера, а ими лишь жадность и

злость.

Горела кабина, но я пересилил

Удушье.

Второму пришельцу вспорол я винтами подбрюшье,

А третьего в землю вогнал, будто в дерево

гвоздь!

Из бака, как кровь, истекал мой последний

бензин,

Молчал пулемет:

Перебило осколком затворы.

Но был я хозяин, а эти — обычные воры.

А в небе родимом над пришлыми я господин!

Я думал о жизни, теряя запас высоты,

И сердце не сжег мне

Отчаянный холод погоста,

Ведь в небо мое возвращались

Пропавшие звезды,

А там, на земле догорали чужие кресты

Их пятеро било вначале, а я лишь один,

Но были их козыри вдребезги

Мною разбиты,

Ведь был я хозяин, а эти — всего лишь бандиты,

А в небе родимом над пришлыми я господин!

(Затемнение. Лицо летчика блекнет в тумане. И вдруг мы замечаем, что звезды, прекрасные красные звезды, вернулись на небосвод. Колокол, крыльцо дома, пересохший ручей. Вытоптав поле и разграбив жилище, незваные гости ушли. Теперь лишь солдатская каска, венчающая березовый крест, да песочные часы напоминают об их визите.

На траве, раскинув руки, лежит СТАРИК. Ромашки, склоняясь, укрывают его от холода, птицы крыльями студят лоб. Появляется молодая красивая женщина с глазами, полными слез. Это — Смерть. Освещая себе путь фонарем, она идет к старику.)

СТАРИК (приходя в себя). Звезды... Значит, Небо внук мой предупредил. Мой старший сын — летчик. Он летает как птица...

СМЕРТЬ. Летал... Нет его больше, остался в небе. Видишь вон ту звезду?

СТАРИК. Ты кто?

СМЕРТЬ. Смерть.

СТАРИК. С плохой вестью ты явилась в мой дом.

СМЕРТЬ. Я бы и рада, но у меня других нет.

СТАРИК. Старший нам всегда кажется сильнее и отважней других... Однажды в детстве влез он на эту крышу и посмотрел далеко-далеко...

СМЕРТЬ (осветив фонарем надпись на могильном кресте). Ты его?

СТАРИК. Я.

СМЕРТЬ. Значит: и за себя с врагом рассчитался... Дом твой разорен, лес пожжен, поле стоптано, война ж будет долгой, для чего тебе жить? Идем...

СТАРИК. Да, твоя правда, идем!

(СТАРИК поднимается и медленно идет следом за Смертью. И тут на глаза ему попадается забытый в колоде топор.)

Уберу, а то поржавеет... Сыновьям-то в хозяйстве трудно будет без топора... (Найдя в себе силы вынуть из колоды топор, СТАРИК вдруг передумал.) Нет, Смерть, иди без меня, не жди. Хлеб скошен, но не обмолочен, да и дому досталось, сыновья с победой вернутся, где будут жить?

СМЕРТЬ. Опомнись, Старик, о какой победе ты говоришь?! Земля спит и ничего о врагах не знает, Море играет волнами, как ребенок, дерется лишь Небо, но что оно сможет одно?

СТАРИК. Внук мой знает, что на нас напали враги. Он скачет быстрее ветра, летит прямее стрелы... К рассвету и Земля, и Вода наша встретят врага в штыки!

СМЕРТЬ. Вряд ли, Старик. Посмотри на восток: до рассвета остались считанные минуты, а он совсем крошечный, этот внук.

СТАРИК. Успеет, как не успеет? Нельзя ему не успеть!

(Взял СТАРИК в руки топор и занялся делом, а СМЕРТЬ, повременив минуту-другую, ушла, освещая свой путь фонарем.

Гул моря; шелест наката, крик чаек над головой. Топот копыт, ближе, еще ближе...

Возле самой кромки прибоя осадил юный всадник коня.)

МАЛЬЧИК. Конь мой, конек, золотые копыта, ты видишь море?! Вот оно, вот. Мы ушли от погони, сбили со следа ищеек, ну не молодцы ли мы, а?! Нет, нет. Ветерок, мы не герои... Просто наше «надо» сегодня в сто раз больше нашего «не могу»! Ты думаешь, это гул моря? Нет! Это колокол, он торопит в дорогу, не велит отдохнуть. Да, да, я узнаю его голос... «Бум»... Вы должны успеть до рассвета. «Буммм». Иначе... (Кричит). Эй, чайки! Сообщите всем кораблям с нашим флагом, всем лодкам и всем пловцам: враг напал на нас нынче ночью... Война!

— Война, — подхватили чайки, — война!

(Силуэт лежащей на дне подлодки. Сквозь толщу воды видны ее порядковый номер и красная звездочка на борту.

На поверхности океана, затаившись, сторожат её всплытие фашистские корабли.

Лодка. Центральный отсек. Командир диктует, матрос, пересиливая кислородное голодание, заполняет вахтенный журнал.)

КОМАНДИР. 22 июня 1941 года в 2 часа 10 минут по московскому времени в квадрате 147 во время учебного погружения был атакован не известным мне кораблем. Вышли из строя рация, двигатель автономного хода, торпедные аппараты, разбит перископ. С первым и третьим отсеком устойчивой связи нет. В центральном живых и боеспособных двое — я и гидроакустик, Матрос Первой Статьи.

МАТРОС. Товарищ командир, над нами слева и справа неизвестные корабли.

КОМАНДИР. Быть может, наши?!

МАТРОС. Нет.

(Взрыв глубинной бомбы, потом еще и еще. Помогая оглушенному ударной волной командиру, МАТРОС укладывает его на бушлат.)

(Вернувшись к посту управления, говорит в микрофон). В центральном отсеке живы двое, боеспособен один. Налицо признаки поступления забортной воды, кислород на исходе, предлагаю всплыть и, при попытке пленения, уничтожить блокирующие нас корабли. О вашем согласии умереть, но не сдаться подтвердите тремя ударами по системе трубопроводов. Первый отсек?

(Тремя отчетливыми ударами металла о металл ответил первый отсек).

Второй отсек? (И вновь три удара). Продуть балласты, личное оружие к бою! Лодке всплыть!

(Лодка всплывает. В центральном отсеке уже готов для взрыва запальный шнур. Во втором и первом живые выстраиваются на последний парад. В луче прожектора МАТРОС С ГИТАРОЙ. Быть может, это средний сын Старика.)

МАТРОС С ГИТАРОЙ.

Горит в отсеках тусклый свет,

Сейчас он догорит...

Корабль наш не ранен, нет,

Корабль наш убит.

Звеня обрывками антенн,

Он всплыл последний

Раз.

Нам предложил противник плен,

Он плохо знает нас!

ВСЕ.

На нашей последней стоянке

Не слышно напева

Морзянки,

Молчат корабельные склянки,

Нарушить не смея приказ.

И колокол громкого боя

Вовеки не даст нам отбоя,

Здесь мрак и железо сырое,

Но Родина помнит о нас!

МАТРОС С ГИТАРОЙ.

Поплачь гитарная струна,

Как сорванная дверь,

Поскольку с нас начнет страна

Число своих потерь.

А впрочем, нет, молчи,

Струна,

Для скорби места нет,

Поскольку с нас начнет она

Число своих побед.

ВСЕ.

На нашей последней стоянке

Не слышно напева

Морзянки,

Молчат корабельные склянки,

Нарушить не смея приказ.

И колокол громкого боя Вовеки не даст нам отбоя,

Здесь мрак и железо сырое,

Но Родина помнит о нас!

(Генерал и его свита разглядывают подводную лодку сквозь стекла биноклей).

КАСКА. По-моему, они сдаются, господин генерал!

ГЕНЕРАЛ. Внезапность — твердость арийского духа, против этого русским нечего возразить! «Фатерлянд» — лучший крейсер имперского флота, сейчас он разделает эту лодку, как орел воробья!

(Мощный взрыв).

КАСКА (хватаясь за голову). О, майн гот!

ГЕНЕРАЛ. Что это?!

МЫШИНЫЙ МУНДИР. Разделал!

ГЕНЕРАЛ. Кто?

КАСКА. Воробей!

ГЕНЕРАЛ. Кого?

МЫШИНЫЙ МУНДИР. Орла!

ГЕНЕРАЛ. Расстреляю, повещу, лишу орденов и званий! Кто предупредил их? Кто?! Ведь о часе нашего нападения на корабли русских знали лишь несколько живых душ!

КАСКА. Несколько... А теперь каждая чайка над этим морем вопит во все горло: «Война!»

ГЕНЕРАЛ. Заткнуть рот, поймать, уничтожить!

КАСКА. Кого, чаек?! Патронов не хватит, господин генерал!

(Мы не видели, как Средний Сын Старика поднес шнур, подрывая корабль. Но знаем, он это сделал, потому что «сразу же после взрыва в ручей лесничего дома вернулась вода. Ночь, звезды, журчанье ручья. Решетом на ветру веет СТАРИК пшеницу. Появляется СМЕРТЬ.)

СТАРИК. Эй, эй, иди, милая, проходи... Ты ж видишь, я занят. Понадобишься, я сам тебя позову!

СМЕРТЬ. Да я мимоходом... Костер вот увидела, дай, думаю, передохну. Как ты?

СТАРИК. Держусь

СМЕРТЬ. А я вот без продыху кружусь по земле, как метель. Большая война, Старик, большая война! На ином ратном поле и те, и другие лежат бок о бок, и не поймешь, кто из них кто!

СТАРИК. Земля разберет. Свои в нее за правду легли, за свободу, а те?!

СМЕРТЬ. Так-то оно так, только с печальной вестью в любой дом, и в правый, и в виноватый, заходить нелегко.

СТАРИК. Да уж...

СМЕРТЬ. Вот...

СТАРИК. А у меня радость — вода в дом вернулась!

СМЕРТЬ. Я знаю, Старик.

СТАРИК. Знаешь?!

СМЕРТЬ. Да.

(Достала смерть из холщовой сумы матросскую бескозырку и молча протянула ее Старику.)

СТАРИК. Ты видела сына мертвым?

СМЕРТЬ. Нет, врать не буду. Но знаю точно погиб. В бою том живых не осталось ни с той, ни с другой стороны.

СТАРИК (не скрывая слез). С детства его тянуло к воде. На ручье вот запруды ставил... Однажды по снегу холсты мы белили, так он их таким манером развесил, будто дом наш — корабль, а холстины те — паруса. (Уронив лицо в бескозырку). Тяжело, ох, как тяжело!

СМЕРТЪ (поднявшись). Идем!

(Взяла СМЕРТЬ Старика за руку и почти увела. Но тут взгляд его упал на решето, наполненное зерном.)

СТАРИК. Ох, голова, голова! Рожь я провеял, а помолоть не успел. Младший сын с войны с победой вернется, к столу присядет, а хлебушка нет!

СМЕРТЬ. С победой?! Да он еще и боя не начал, а до рассвета секунды остались, взгляни на восход!

СТАРИК. Да ночь уже на исходе... Но я верю, внук успеет, он нашей породы и не бросит дела на полпути.

(И на этот раз своего не добившись, развела СМЕРТЬ руками и ушла с фонарем.

Конец ночи.

Подгоняемый временем, тянет МАЛЬЧИК обессилевшего коня в поводу. «Терпи, Ветерок; терпи! шепчет он. — Небо и Воду мы с тобою предупредили, тонули, в огне горели, на снегах высокой горы и на песке возле моря оставили мы следы. Два дела сделали, третье осталось — землю предупредить. А для того должны мы добраться до главного поля страны. Есть, говорят, такое... За него сто сражении было, потому как поле это, и есть сердце нашей земли!»

Колючая проволока и таблички с надписью «мины» преградили коню и всаднику путь.)

МАЛЬЧИК. Стоп! Прощай, Ветерок. Дальше мне идти одному. Возвращайся, запах родного дома не даст тебе сбиться с пути.

(Заржал Ветерок грустно-грустно, прощаясь, положил голову Мальчику на плечо. А тот. постояв у края минного поля, повторил как заклятье: «Гвоздь спасает подкову, подкова — коня, конь — храбреца, храбрец — Родину!»

И двинулся в путь.

Грохот боя. Блиндаж. Офицер торопливо вращает ручку телефона, рядом в накинутой на плечи шинели солдат-пехотинец с перебинтованной головой.)

ОФИЦЕР (в трубку). «Война»! «Война»! Я — «Победа»! Через минуту пойдем в атаку, переносите огонь орудий во второй эшелон. Переносите огонь орудий во второй эшелон. (Солдату). Ранен? Почему не ушел в санбат?

СОЛДА Т. Ушел бы... Автоматные диски некому набивать.

ОФИЦЕР (наблюдая за ходом атаки). Одолели бруствер... Из траншеи выбили врага в рукопашной... Под проволокой у второй линии залегли! (В трубку). «Война»! Я — «Победа»! Почему артиллерия не подавила второй эшелон? Не слышит... Провод осколком задело... За полчаса боя я всех связистов уже потерял.

СОЛДАТ (взяв автомат). Пойду!

ОФИЦЕР. Сумеешь? Знаю, ранен, приказывать не могу. Но там под проволокой бойцам нелегко!

СОЛДАТ. Дело приличное. Думаю, что смогу.

ОФИЦЕР. Умри, но смоги! Пусть позывной «Победа» пройдет у тебя сквозь сердце, иначе мы никогда не отобьем у врага эту проклятую высоту!

(Прихватив полевой телефон и катушку, СОЛДАТ выходит из блиндажа. И вслед ему еще долго несется: «Война»! «Война»! Я — «Победа»! СОЛДАТ шел по проводу, чуть пригибаясь, и пули щадили его, и лишь только тогда, когда нашел он место обрыва, шальной осколок ударил его под сердце).

СОЛДАТ (словно в бреду). Возьмитесь за руки... Крепче... крепче... Пусть позывной «Победа» пройдет через сердце... Иначе мы никогда... не возьмем... эту проклятую высоту!

(СОЛДАТ зажал концы проводов зубами, и тотчас же подала голос молчавшая связь).

ОФИЦЕР. «Война»! Я — «Победа»! Да, да, я вас слышу! Переносите огонь орудий в глубь обороны врага! Давите пулеметы! Так... А теперь чуть левее... Артиллерия, ты видишь эту красную каплю на вершине высотки? Это... это знамя полка.

СОЛДАТ.

Мы прошли сквозь военные грозы

И на всех победили фронтах.

Кто сказал, что Россия в березах?!

Это Родина наша в бинтах!

Дом родной, моя Родина,

Русь,

Я не умер еще, я держусь,

И, покамест, не кончится бой,

Я тебя прикрываю собой.

В этом вихре чужого свинца

Мне не видно родного крыльца.

Но со мной в этот миг вся страна,

И не даст мне сломаться она!

Остановлен осколком железным.

Смерть приму я, как высшую честь...

Кто сказал, что погиб я безвестным,

Если имя у Родины есть?!

Дом родной, моя Родина,

Русь,

Я не умер еще, я держусь,

И, покамест, не кончится бой,

Я тебя прикрываю собой.

В этом вихре чужого свинца

Мне не видно родного крыльца.

Но со мной в этот миг вся страна,

И не даст мне согнуться она!

Поделив и беду и отвагу,

Мы несли нашей доблести флаг,

И по метру, по капле, по шару

Штурмовали проклятый рейхстаг

Дом родной, моя Родина,

Русь,

Я не умер еще, я держусь,

И, покамест, не кончится бой,

Я тебя прикрываю собой.

В этом вихре чужого свинца

Мне не видно родного крыльца.

Но со мной в этот миг вся страна,

И не даст мне погибнуть она!

(Не знаем, правда ли, нет ли, что Солдат этот приходился Старику младшим сыном: ведь, уходя на задание, он даже имени своего не сказал. Одно достоверно: в миг его гибели вернулась вдруг к дому лесника тропинка в ромашках и васильках.

Дом Старика. Ночь. На крыльце, на ветках и даже на песочных часах лежит осенний снежок.

Нет его лишь на вернувшейся к дому тропке, она, как и в то июньское утро, вся в ромашках и васильках.

Подперев щеку ладошкой: СТАРИК сидит на ступеньке, глаза его полны слез.

Где-то на востоке слышны громовые раскаты — это война возвращается в те края, из которых пришла.

Голос губной гармошки, звуки команд, побитое воинство, отступая, вновь нагрянуло в дом к Старику.

Одеяло поверх мундиров, самодельные, из соломы, калоши, на касках бабьи платки. Нет, для победного парада войско это теперь вряд ли годно. Лишь генерал еще держится. Медалей у него стало больше, а помощников меньше. К березовому кресту на солдатской могиле пристроились еще несколько штук.)

ГЕНЕРАЛ. Термос, грелку и примочку от синяков! И костер, да поярче: намерзся, зуб на зуб не попадает.

СТАРИК (негромко). Ничего, скоро последние выбьют, нечем будет стучать.

ГЕНЕРАЛ. Ты жив, старик?! А впрочем, теперь этот факт не имеет значения... Мы опоздали, русских кто-то предупредил!

САПОГ (углядев на крыльце самовар). Эй, рядовой, поставь его в ранец.

МЫШИНЫЙ МУНДИР. Горячий!

САПОГ. Остынет. Дело такое: воруй, пока горячо!

КАСКА (увидев портреты). Старик, кто твои сыновья?

СТАРИК. Звезды, ручей и вот эта тропинка.

КАСКА. Хитришь? Ааа, по глазам вижу, что в душе ты партизан! (Увидев топор, испуганно.) Майн! Найн!

СТАРИК. Пойду для костра сушняка нарублю.

ГЕНЕРАЛ (подойдя к песочным часам). Да, опоздали. На пустяк, на какие-то там минуты, — а придемся опять с пивной начинать. (Перевернув часы, решительно). Солдаты, не вешать носа! Дранг нах остен — наш прежний девиз! Наш фюрер обещал оружие, с которым мы, наверняка, победим!

КАСКА. Солдаты, генерал пошутил!

ВОИНСТВО. Ха-ха.

ГЕНЕРАЛ. Что за шум?

КАСКА. Два солдата подрались из-за кости, господин генерал.

ГЕНЕРАЛ. Ничего; скоро все переменится. Столько костей будет, что мы их все разом не унесем!

СТАРИК (у костра). Скорей бы!

ГЕНЕРАЛ. А, мужичок, я теперь понимаю ваш язык. (Радостно). Куськина мать, костер, вьюга...

КАСКА (подсказывает). Ворюга...

ГЕНЕРАЛ. Нет, это плохое слово, маленький мальчик меня обманул.

СТАРИК (соглашаясь). Плохое.

ГЕНЕРАЛ. Всем спать! Русские пушки близко, утром чуть свет будем брать ноги в руки... Ганс, стони тише, не подрывай нам моральный дух!

ГАНС. Господин генерал, мне не дали еды.

ГЕНЕРАЛ. Стыдись, ты ариец. Обморожен, изранен, вот-вот ноги протянешь... Для чего тебе есть? Старик, почему не поют соловьи?!

СТАРИК. А карр-карр кто кричит? Поют пташки, для вас специально поют.

ГЕНЕРАЛ. Это хорошо!

ЛЯГУШАЧИЙ МУНДИР. Тссс. Кто-то хрюкает, господин генерал!

ГЕНЕРАЛ. Я. Во время отступления простудился, до сих пор, хрю-хрю, в горле першит.

КАСКА. На поросенка похоже!

МЫШИНЫЙ МУНДИР Господин генерал, по-моему, он назвал вас свиньей!

ГЕНЕРАЛ. Повешу. Вот посплю чуть-чуть и повешу. Я теперь такой любитель стал вешать, свой там или чужой, один черт!

ГУБНАЯ ГАРМОШКА. Ох, скорей бы конец!

САПОГ (тихо). Да, навоевались... Хорошо, когда ты бьешь, а если тебя? Я вот на фронте с первого часа уже пять пуль схлопотал и все в спину... А что добыл?! Всей добычи полведра кипятку. Генерал наш, вот кто набил чемодан. Даже поросенка для своей фрау везет. (Пнул чемодан, разбудил поросенка).

ГЕНЕРАЛ (вскакивая). Что? Окружение? Тревога?

КАСКА. Спите. Пока я в карауле, муха не пролетит.

(Разморенные теплом, враги засыпают, а СТАРИК все носит и носит хворост в костер. Гул самолетов. Ближе, ближе. Теперь они уже где-то над домом и костром.)

СТАРИК (шепотом). Сюда, родные! Ударьте, поставьте точку! Чтоб никогда на земле больше не было такого гнилья!

(Призывный гул Вечевого колокола разорвал тишину. Паника. Свист бомб. Кто что кричит не поймешь!)

—      Караул! Где мой термос, где мои чемоданы?

—      Не толкайтесь, у меня за спиной самовар!

—      Не трожь поросенка!

—      Ахтунг!

—      Машину для генерала!

—      Куда прешь, быдло?

—      Умоляю...

—      Убью, скотина!

—      Бах!

—      Тррр...

—           Аааа…

(Затемнение.

Утро нового дня. Забыв раненого, завоеватели убрались. С затравленностью обреченного зверя следит немец за движениями Старика.)

ГУБНАЯ ГАМОШКА (увидев в руках Старика ружье). Наин! Наин! (Торопливо достает из кармана несколько фотографий, протягивает Старику). Киндер, мой киндер!

СТАРИК. Дети что ли?

ГУБНАЯ ГАРМОШКА. Дети, дети...

СТАРИК. Живые...

(Прицелился СТАРИК и выстрелом выбил из аистова гнезда ненавистный штандарт. Потом поддев на вилы охапку соломы, бросил раненому под бок. Человек все же; хоть и враг.)

ГУБНАЯ ГАРМОШКА. Киндер. Айн, цвай, драй — девочки. Холодно. Ноги — капут!

СТАРИК. Раз бос — не ходи на покос! Так наш народ говорит. На, ешь. (Протягивает краюху). Это тот хлеб, который ты сапогами топтал в начале войны... Да не плачь, перестань... Теперь-то что плакать.

ГУБНАЯ ГАРМОШКА. Прости...

(Музыка. Неторопливый топот копыт. С опущенной гривой и волочащейся по земле уздечкой вернулся домой конь Ветерок.)

СТАРИК. Один? Значит, и внук мой тоже?! Значит, теперь у меня совсем никого... Зачем дубу корни, если сожжена крона? Чем теперь жить? Что делать? Кого выглядывать из окна?!

ГУБНАЯ ГАРМОШКА. Старик, вот скрипка... я ее воровал...

(Тут бы поплакать Старику, да за войну кончились слезы, взял он скрипку и заиграл. Неслышно ступая, появилась на сцене СМЕРТЬ — красивая женщина с печальным лицом.)

СМЕРТЬ. Идем?

СТАРИК. Нет.

СМЕРТЬ, Ты что, железный, Старик?

СТАРИК. Железный... Хлеб буду сеять. Хлеб Победы, для тех, кто вернется домой.

СМЕРТЬ. Ну, коли есть силы, живи! (Пожав плечами, уходит, освещая путь фонарем).

СТАРИК (врагу). Ты уходи, вот твой костыль. (Бросает к ногам штандарт). С бедой ты пришел в мой дом, с бедой и уйди! Пока моей стороной идешь, смотри и молчи. А в своей — рассказывай каждому, как мы встречаем тех, кто идет к нам с войной. (Вслед). Эй, этих тоже с собой забери... Негоже им тут... Не хочу!

(Достал раненый из кармана губную гармошку, сделал два хриплых аккорда, и, словно за пастухом стадо, двинулись вслед за ним березовые кресты).

ГУБНАЯ ГАРМОШКА (уже уходя). Старик, прости, а?!

(Не ответил СТАРИК, даже взглядом не удостоил.

Взял лукошко и начал сев.

Музыка. Ржание коня.

По тропке, увитой ромашками и васильками, с солдатским мешком на плече движется к дому внук Старика.).

МАЛЬЧИК. Дедушка... Я смог... Я успел!

СТАРИК. Я знаю, сынок.

МАЛЬЧИК. И Небо предупредил, и Воду, и Землю... И знаешь, дед, штука какая: не везде я был первым. Оказывается, и другие в этот час не дремали... А я- то думал, лишь я... Что зависит от меня одного...

СТАРИК. И правильно думал. Коли выпала тебе честь защищать Родину, сражайся гак, будто ты ее единственный сын. Сильный ли, слабый, молодой или старый, каков ни есть, но один! Гвоздь спасает подкову, подкова— коня...

МАЛЬЧИК. Конь — храбреца, храбрец — Родину!

Конец